Аэций. Клятва Аттилы
Шрифт:
— Император сейчас на охоте и не сможет ответить вам лично, — произнесли её губы, — но, думаю, ответ очевиден. Он не простит вам такого поступка.
— Я говорил с августой Лицинией Евдоксией, — ответил Аэций. — Она известит императора о новой помолвке. Женихом их младшей дочери станет мой сын Гаудент.
«Ах ты, константинопольская змея», — возмутилась Гонория, мысленно придушив Лицинию Евдоксию. Жаль, что Аэций оказался на её стороне, а Карпилион обручился с какой-то девкой. Теперь достанется всем!
Утешившись этой мыслью, Гонория быстро взяла себя в руки. Она сумеет им отплатить.
— Что ж, раз Лициния Евдоксия вас поддержала, то и я не буду противиться, — проговорила она, улыбнувшись до ямочек на щеках.
— Искренне сожалею, если расстроил вас новостями, — сказал Аэций.
«Оставьте свои сожаления при себе», — хотелось ответить, но тогда бы он догадался, какая буря бушует у неё внутри. Нет, чем сильнее злишься, тем спокойнее должен быть тон. Этому научила её мать — покойная Галла Плакидия.
— Никакого расстройства, поверьте, — подражая ей, сказала Гонория. — Все, что делает Лициния Евдоксия, она делает в интересах Империи. А интересы Империи превыше всего. Так вы говорите, Карпилион в Равенне?
— Да, со своей невестой, — на всякий случай уточнил Аэций.
— Постойте, я соберу для неё подарок, — сказала Гонория и удалилась в свои покои. Сложила в небольшой сундучок драгоценности, притирания, выжимки благовоний и опустила туда же сосуд, которым снабдил её император. По виду он ничем не отличался от остальных. Изучая содержимое сундучка, невеста Карпилиона непременно увидит табличку и захочет её прочитать.
Свадьба в Норике
Свадебное застолье наметили на весну. В Равенне было объявлено, что женится сын Аэция. В Кийгороде — что аттила. Свадьба, мол, состоится в Паннонии, и для отвода глаз услали туда степняков. В заснеженном Норике вместо них остались букелларии магистра армии. Они зимовали вместе с Карпилионом и Ильдикой на горном склоне, где когда-то Аэций встретил Сигун. По обычаю норков жениху полагалось украсть невесту во время застолья, а потом, по обычаю христиан, отвезти на венчание в Храм, находившийся в городке у подножия склона.
В назначенный день в большом пировальном зале разожгли очаг. Согрели промерзшие за зиму стены и наварили особого норского пива, от которого не бывает похмелья. К пиву нажарили дичи. К дичи напекли пирогов, нарезали их ломтями и разложили на длинных столах, расставленных в той стороне, где полыхал очаг. Другого света здесь не было. Дальняя половина зала тонула во тьме. Считалось, что там пируют призраки древних предков. Они следят за живыми из мрака и обращаются в тени, как только на них попадают рыжие отсветы очага.
Невесту спрятали среди норских девушек, одетых в похожие бело-красные одеяния. Аэций заранее предупредил Карпилиона набраться терпения и дожидаться момента, когда невесту позволят украсть. Вокруг было шумно от хохота и веселых голосов. Под сладкие звуки рожка и каких-то дудок, торчавших из бычьего пузыря, старые норки отплясывали наравне с молодыми. Из-за малого роста и недостатка света они казались римлянам юными, их дружные пляски и топот ног рассеивали внимание. Карпилион отчего-то боялся, что Ильдику схватит кто-то другой и умыкнет от него навсегда. В его жизни это была не первая свадьба. В Великой Степи он боролся за право жениться, побеждал в состязаниях, доказывал, что чего-то стоит в бою, и только теперь впервые думал, что может быть счастлив, что получит ту, которую любит, и будет купаться в её любви, как в бездонной реке.
Аэций сидел рядом с ним за столом и не давал подойти к невесте. «Погоди, погоди», — говорил, — «Не время».
К середине ночи в зале возникла странная пара в наброшенных на голову шелковых покрывалах. В одной фигуре легко узнавался Зеркон. В другой — Онегесий.
— Пришел я искать невесту, — произнес он зычно. — Куда ж она подевалась?
— Да тут я, тут я, — ответил Зеркон и застенчиво заморгал глазами.
— Ах, вот где была невеста, — закричали девушки за столом и, бросив Ильдику, побежали к карлику. — Не дадим украсть. Не дадим.
Следом ринулся Онегесий, и всё внимание обратилось на них. Даже Карпилион засмотрелся на это действо.
— Пора, — толкнул его в бок Аэций.
Карпилион опомнился и взглянул на Ильдику. Она сидела одна, распустив свои дивные светлые волосы, и ждала, когда он к ней подойдет. Карпилион проскользнул вдоль стены мимо чьих-то теней. Подхватил её на руки и унес в темноту.
*
Остаток ночи они провели в избушке среди даров, которые получили к свадьбе. Карпилиона интересовало оружие. Ильдику — содержимое сундучка, что вручил ей Аэций. Она открыла резную крышку, и в глаза ей ударил блеск драгоценных камней.
— А это что? — с удивлением произнес Карпилион, обнаружив какие-то кости, завернутые в холстину.
Ильдика на мгновение обернулась.
— Не узнаешь свою боевую подругу? Это та самая лошадь, которую ты оставил из-за пророчества видий. Как там они сказали? «Держись подальше от своей златогривой»? Теперь предсказание не сбудется никогда. Я привезла останки, чтобы ты их увидел и навсегда забыл об угрозе.
— Да я о ней и не думал, — ответил Карпилион. — Когда-нибудь все мы отправимся в мир иной. Если помру, схорони меня в Волхе. Выпью братину с великими воинами, что лежат в её водах.
— Не говори так. А то у меня мурашки по коже. Лучше выпей вот это. — Ильдика протянула Карпилиону кубок с вином. — Я намешала в него чудодейственных капель для рождения сына. Интересно, какое оно на вкус?
— Сладковато, — ответил Карпилион, пригубив.
— Э, нет. Ты должен выпить до дна, иначе не будет толка. Я прочитала об этом в табличке.
Карпилион не хотел перечить и выпил залпом все, что осталось.
— Теперь подействует?
— Думаю, да, — сказала Ильдика с улыбкой. — До утра у нас мало времени. Не будем тратить его понапрасну.