Аэций. Клятва Аттилы
Шрифт:
— Ну, конечно. А как же иначе.
— И сделать это немедленно.
— Да, да, чем быстрее, тем лучше… А что вы на меня так странно смотрите? Уж не думаете ли вы…
Похоже, Зеркон наконец-то понял, чего от него хотят.
Аэций медленно кивнул в ответ. Он ожидал, что карлик начнет упираться, кричать, что подвергают насилию, но в этот раз реакция была совершенно иной.
— Раз надо, так надо, — с готовностью молвил он. — Папа Лев, как я слышал, предпочитает ездить на муле. И если мне выдадут приличную лошадь, то я, пожалуй, его обгоню.
— У тебя будет все, что нужно, — сказал Аэций. — Я дам тебе лошадь и провожатых. Возможно, Карпилион захочет остаться у гуннов. Тогда напомни ему про данное слово… Нет, просто скажи, что в Равенне его дожидается отец.
— Скажу, что угодно, только это без надобности, — не без гордости ответил карлик, поднимая палец вверх. — Карпилион вернется. Он ни за что не нарушит данное слово. Это же я его таким воспитал!
Часть 23. Примирение
Становище гуннов близ Медиолана
Всего каких-то полсотни лет назад сей дивный и славный город был столицей Империи, но нашествие варваров вынудило правившего тогда императора перенести её в Равенну. Помимо исполинских статуй в Медиолане остались великолепные имперские здания, христианские базилики, построенный Максимианом Геркулием цирк и, так называемые, Геркулиевы бани. У города было свое неповторимое величие. Медиолан пережил разграбление варварами и не раз подвергался насилию, но то, что с ним стало сейчас, было просто ужасно.
Прежде прекрасные здания лежали в руинах. Все было черным от копоти едких костров для сжигания трупов. Возле развалин копошились какие-то люди в лохмотьях. Повсюду валялись обглоданные человечьи кости.
Карпилион проехал по городу верхом и увидел это собственными глазами. Охраняли его букелларии отца, одетые простыми наемниками. И сам он выглядел так же — в дорожной накидке и шлеме, закрывавшем нижнюю половину лица. Со всех сторон на них косились бродяжки, то и дело вылезавшие из своих укрытий. Потерявшие кров, обезумевшие от голода, они смотрели на всадников как на добычу, и на всякий случай приходилось держать наготове мечи, чтобы не вздумали напасть.
В прошлом Карпилион навидался подобных зрелищ. Разграбленные города похожи, они одинаково пахнут смертью, борьба за жизнь становится главной целью, заставляя терять человеческий облик.
И все же разруха в Медиолане казалась какой-то странной и непривычной для глаза. То тут, то там попадались служители храма. Они таскали в носилках не только мертвых, но и живых, и, когда появлялись в своих долгополых одеждах, от них неизменно шарахались в сторону, уступая дорогу.
Карпилиону некогда было вдаваться в подробности того, что здесь происходит. Он хотел услышать это из первых уст — добраться до гуннов и поговорить с Онегесием.
Находилось их становище за городом возле леса. На подступах дымились костры. За ними, словно в зыбком тумане, виднелись пестрые шапки шатров. Карпилион дождался, пока стемнеет, оставил коня букеллариям и отправился к гуннам один.
*
— Кто там? — раздраженно спросил Онегесий. Последние дни он провел без сна и каждый свободный миг использовал на короткий отдых. В такое время входить к нему воспрещалось, а уж тем более беспокоить по пустякам.
— К тебе явился посланник, — раздалось снаружи шатра. — Говорит, аттила его прислал.
Услышав о том, кто пожаловал в становище, Онегесий понял, что отдохнуть не выйдет. Опять посланник и опять от аттилы. Предыдущему отрубили голову в назидание за обман. А этот, видимо, думает, что удастся его провести.
— Ладно. Сейчас я выйду, — сказал Онегесий, поднимаясь с ложа. Подвесил на пояс меч, натянул мохнатую шапку и нырнул за полог шатра.
— Ну, и где он? — спросил у своих подручных, стоявших у входа гурьбой, и вдруг увидел высокого воина. Тот был в закрытом имперском шлеме, в разрезе которого виднелась только полоска глаз. Онегесию хватило мгновения, чтобы их узнать.
— Входи, — кивнул он воину в шлеме. — А вы оставайтесь тут, — приказал подручным.
*
Карпилион был в ярости. После увиденного в Медиолане ему с трудом удавалось сдерживать гнев.
— Зачем ты сюда явился? — спросил он, снимая шлем.
— Выручать аттилу, — миролюбиво сказал Онегесий, — мы ведь друзья.
— Не морочь мне голову. Ты сбежал, когда я нуждался в друге, — напомнил Карпилион. — Так чего тебе надо теперь?
— Только то, что сказал, — отозвался стоявший напротив. — В Кийгороде было слышно, что аттилу разбили. Вот и пришел на подмогу.
— А войско откуда? Наплел степнякам, что по-прежнему ладишь с аттилой?
— Да мне и плести не пришлось. Они ни о чем не спросили. Твои жены сидят себе возле детей. Не знают, что ты их бросил…
— Я никого не бросал! — отрезал Карпилион. — У них достаточно золота, чтобы ни в чем не нуждаться. А вот ты ведешь себя так же, как Скотта. Прикрылся аттилой и завалил города мертвяками. Так ты решил меня выручить? Превратив в изувера?
— Ты и есть изувер, — проговорил Онегесий, задетый, видно, словами о Скотте. — И будь моя воля…
Он хотел добавить что-то еще, но почему-то осекся.
— Будь твоя воля — что? — подзадорил его Карпилион. — Перебил бы побольше народу?
— Убивает их мор, — послышалось за спиной.
Карпилион удивленно глянул на Онегесия и медленно повернулся.
Сзади стояла Ильдика. Встретившись с ним глазами, она, казалось, уж больше не видела ничего вокруг.
— Онегесий не виноват, — произнесла, смутившись под пристальным вопрошающим взглядом. — Не обвиняй его понапрасну. Служители храма позвали нас разогнать мародеров. Они думали это гунны и сказали, что в городе поселился мор, что нельзя прикасаться к вещам, а тем более их вывозить. Иначе мор будет всюду. Мы ответили, что среди мародеров не может быть гуннов. И тогда служители попросили помочь, потому что в городе только больные, а здоровых они убедили уйти. Вот мы и помогаем, чем можем. Отгоняем от города всякую нечисть, привозим еду для больных и тех, кто остался без крова.