Аэлита (фантастическая поэма по роману А.Толстого)
Шрифт:
Смотрел на небольшой и тёплый шарик,
дрожащий в окуляре, как фонарик.
Опять прилёг на койку. Память вновь
видение открыла про любовь…
Катюша в платьице на травке, на пригорке.
Звенигород за полем вдалеке.
Лось рядом с ней сидит на мягкой горке,
с ненужною ракеткою в руке.
В бездонном небе коршун проплывает.
Он в летнем зное, как пушинка тает.
А у Катюши серые глаза.
В них коршуны плывут, как в небесах.
Лось смотрит на головку милой Кати.
Она юна. Ей восемнадцать лет.
Сидит. Молчит. Её бы сжать в объятьях.
Он думает: «Нет, милая, о, нет!
Уж у меня есть дело поважнее,
чем здесь влюбиться в вас, нагнувши шею,
перед девичьей нежной красотой!
Есть выход здесь реальный и простой:
Не стану больше ездить к вам на дачу»!
Ах, Боже мой! Вернуть бы эти дни!
Ведь можно было всё решить иначе!
Их не вернуть. Упущены они!..
Лось снова встал, курил, ходил вдоль стенки,
как в яме зверь, как пойманный в застенке.
Затем к воротам вышел и глядел.
А Марс уже в зенит войти успел.
«И там, на Марсе, от себя не скрыться.
За гранью жизни, смерти и Земли.
Зачем, зачем я должен был влюбиться?
Ведь раньше мы расстаться с ней могли!?
Жить неразбуженным. Какое счастье!
Летят же через тысячи напастей
в эфире новой жизни семена
в объятьях упоительного сна.
Нет, нужно же упасть, расцвесть, раскрыться
и в жажде слиться, полюбить, сойтись,
найдя второго, кровью пробудиться –
вдвоём от одиночества уйти!
И нужен этот сон короткий, сладкий,
затем, чтоб снова смерть свои порядки
ввела – навеки разлучила их.
И вновь полёт кристаллов ледяных».
стоял в воротах Лось. Смотрел на небо..
Над ним алмазный, алый Марс сиял.
«Там новый мир. Каким бы мир тот не был,
он ждёт, чтоб вскоре я его узнал.–
Так думал Лось,– Мир странный и ужасный,
а может, фантастически прекрасный.
Оттуда ночью стану я искать
звезду родную, Питер вспоминать.
Пригорок вспомню, коршунов, могилу,
где Катя похоронена моя.
Припомню голос радостный и милый,
любви отдамся, горе затая.
Любви моей отчаянной, нетленной.
донесенной туда, на край вселенной.
Нас разведёт космическая даль.
И будет там легка моя печаль.
Под утро Лось забылся на лежанке.
По набережной грохотал обоз.
Шум Лося разбудил, и спозаранку
он снова встал, оправился от грёз.
На голову ведро воды холодной
он вылил из-под крана и свободный,
пальто накинув, поспешил домой,
туда, где Катя обрела покой.
Там вымылся, побрился и оделся.
Привёл в порядок окна и замки.
На Катин шкаф, что в спальне засмотрелся,
прикрыл его. Тепло её руки
На дверке ощутил на миг. Очнулся,
решительно в гостиную вернулся.
Последний взгляд: «Прощай моё жильё.
Когда вернусь, расскажешь про неё»!
Глава четвёртая
Той же ночью
А Маша, Гусева жена, той ночью
ждала напрасно мужа допоздна.
И раз за разом (если пить захочет),
на примус чайник ставила она.
Жил Гусев с Машей в комнате огромной
заброшенного дома. Экономно
в роскошном доме заняли её
и всё хозяйство в ней вели своё.
Во время революции владельцы
бежали и покинули свой дом.
Что можно, всё разграбили «умельцы».
И вот они ютятся в доме том.
На потолке, что тонет в полумраке,
летела женщина, в руке сжимая факел.
Крылатые младенцы рядом с ней
кружат гурьбой немыслимой своей.
Она летит с весёлою улыбкой
средь облаков и золотой резьбы.
Смеялся часто Гусев: «Нет ошибки,
она – хозяйка собственной судьбы!
Вот это баба! Мёртвого согреет!
При теле и детей шесть душ имеет»!
А над просторным ложем был портрет.
Таких людей сейчас и близко нет.
Там был старик с звездою на кафтане,
в пудрёном парике, с поджатым ртом.
«Ну, этот разговаривать не станет,
чуть что не так – растопчет всех кругом»!
И Гусев прозывал его «Топтыгин»,
а Маша наливалась страхом тихим
И на портрет старалась не смотреть.
В его глазах почудилась ей смерть.
От печки через комнату проходит
железная труба – дым из окна.
У полок Маша час, другой проводит.
Еду готовит на столе она.
Готовит скудную еду, как может.
Надеясь лишь на то, что Бог поможет.
Здесь у неё порядок, чистота.
Она здесь и в работе, и в мечтах.
Резная дверь дубовая закрыта.
За ней в двусветном зале жизни нет.
Проёмы окон досками забиты.
Там ветер, крысы, выбитый паркет…
Ждёт Маша у стола. Поют ей песни