Аэрофил
Шрифт:
Члены правления по очереди прочли секретарское послание, покачали головами и хмуро уставились на председателя.
Председатель сделал глубокую затяжку, выпустил дым в потолок и сказал:
— Чорта с два! Сегодня предложат охотиться на собак, завтра на крыс, а после завтра на клопов. Это явное издевательство. Полагаю, что нашим ответом может быть только категорический отказ.
Члены правления ободрительно закивали головами. Председатель взял бланк союза, обмакнул перо в красные чернила и принялся писать:
Уваж.
В ответ на ваше предложение принять участие в неделе уничтожения собак, сообщаю, что наш союз, насчитывающий 84 члена, среди которых многие имеют знаки отличия, категорически отказывается от столь высокой чести. Сегодня собаки, завтра крысы, а потом дойдет до клопов. Мы охотники, а не собашники!
С тов. приветом
Ответ был срочно доставлен в исполком. Секретарь прочел, хлопнул ладонью по столу, чертыхнулся и, схватив бланк исполкома, синим карандашем принялся писать:
С р о ч н о.
Правлению Союза охотников.
Уваж. тов.!
Не валяйте дурака и не разводите контр-революцию. Бесхозяйственные собаки — социальное зло для граждан и уничтожение их есть дело общественное и не один честный гражданин, а тем более охотник, не может отказываться. Вторично предлагаю принять участие в уничтожении. Отказ будет рассматриваться как демонстрация.
С тов. приветом
Эта бумажка была срочно доставлена союзу охотников. Председатель прочел, стукнул кулаком по столу и крикнул:
— Чорта пухлого!
Затем схватил бланк, обмакнул перо в красные чернила и принялся составлять ответ…
Вернемся к собакам.
Старания председателя митинга навести порядок оказались тщетными. Взволнованное возбужденное собрание походило на толкучку или на диспут живой и мертвой церкви. Все лаяли разом, не слушая друг друга.
Одни кричали, что надо, не теряя времени, уйти из города, другие вносили предложение ограничить количество браков и тем самым уменьшить размножение, третьи настаивали на беспощадной борьбе с людьми.
Когда беспорядок достиг высшей точки и, казалось, невозможно будет притти к какому-нибудь решению, со стороны города показался гонец.
Он бежал высунув язык и держа хвост трубой. Задыхаясь от усталости, гонец пробрался в гущу митингующих и, вскочив на бочку, с которой говорили ораторы, пронзительно крикнул:
— Слу-шай-те!!
Постепенно водворилась тишина.
— Слушайте! — радостным голосом продолжал гонец, — я только что из города. Опасность миновала. Мы можем быть спокойны!
Гонец остановился, набрал воздуху и крикнул:
— У них началась переписка!!
ТРЕВОГА
После осмотра цехов, директор привел меня к пожарному сараю.
— Вот, — сказал он с гордостью, — наш знаменитый пожарный обоз. Обратите внимание, ни единой сориночки, ни пылиночки.
Он мазнул по бочке пальцем и поднес его к моему носу.
— Видите? Вот это чистота!
Действительно, чистота была изумительная. Пожарная машина, бочки, багры, все было словно только что выкрашено. На стене сарая весенними солнцами сверкали медные каски.
— Это пустяки, — небрежно сказал директор, — а вот вы посмотрите, с какой быстротой они выезжают!
Он вынул часы, посмотрел и мотнул, головой стоявшему у дверей дежурному.
— Дуй тревогу!
Дежурный не спеша подошел к висевшему у входа в сарай колоколу и нехотя дернул веревку.
— Заметьте, — сунул мне под нос часы директор, — ровно два. Через две минуты все будет сделано.
Прошло три минуты, но ожидаемой суеты приготовления к выезду не было заметно. Дежурный с видом скучающего человека грыз семячки.
— Еще позвони! — крикнул ему сердито директор. — Да сильней! Что ты словно утопленник.
Дежурный снова нехотя подергал веревку и принялся за семячки. Прошло еще пять минут бесплодного ожидания.
— Безобразие! — крикнул директор, нетерпеливо дрыгнув ногой. — Что они пьяны, что ли?
Он сунул часы в карман и зашагал к соседнему флигелю. Я поспешил за ним.
Внутри флигеля мы увидели картину мирной беззаботной жизни. Часть пожарников босиком валялась на койках, часть за столом играла в карты.
— Вы что же, — набросился на них директор, — оглохли? Не слышите сигнала? Где брандмейстер?
Пожарники медленно встали и в угрюмом молчании разглядывали директора.
— Где брандмейстер?! — повторил он грозно. — Опять пьян?
— Иван Мироныч тверезый, — сурово ответил один из пожарников. — Да вот они сами.
В комнату не спеша вошел брандмейстер.
— Иван Мироныч! — кинулся к нему директор. — Что ж это такое? Даю тревогу, а вы хоть бы хны! Словно вас это не касается! Пускай, значит, все горит! Пропадает заводское имущество ! Народное достояние! Это саботаж!
Брандмейстер со странным спокойствием выслушал, не глядя на директора, сердитые выкрики и сказал:
— Сейчас выезжаем.
Пожарники лениво натягивали сапоги.
Через полчаса обоз выполз на фабричный двор и медленно, как погребальная процессия, поплелся за ворота.
— Вот изволь с таким народом работать! — смущенно пробормотал директор. Распустились. Саботируют.
И нервно застегивая пальто он убежал в контору.
Когда я через час уезжал с завода, ко мне подошел брандмейстер, поглядел по сторонам и, удостоверясь, что никого поблизости нет, сказал: