Аэроторпеды возвращаются назад
Шрифт:
Поражение было очевидным для командования Первой армии. Не менее очевидным было оно и для «Заинтересованных Держав». Советский Союз не только оборонялся: в ответ на нападение он переходил в контратаку, решительно тесня врага. Такая тактика не была неожиданной для командования Армии, ибо с давних времен известно, что лучшей обороной является именно наступление. А впрочем, события с самого начала развивались совсем не так, как предполагалось продуманными и обоснованными планами. И чрезвычайное заседание Совета «Заинтересованных Держав», созванное немедленно по получении сведений о первых последствиях комбинированного удара Первой Армии, на которое вызвали и генерала Ренуара, должно было внести определенные изменения в планы.
Наиболее
— Не время и не место говорить о причинах того, что произошло. Меньше всего я хотел бы обвинять уважаемого генерала Ренуара. Он сделал все, что мог. Однако главная причина в том, что Европа дала большевикам возможность и время хорошо вооружиться и поднять обороноспособность. Вряд ли кто-нибудь ожидал от Советского Союза такой решительности. Но большевики настолько хорошо подготовились к войне, что могут теперь применять неизвестные нам средства и оружие.
Уже известные, — тихо проговорил сэр Оунли.
Да, теперь уже известные. Впрочем, нет никакой гарантии, что завтра или послезавтра нам не придется познакомиться с новыми неожиданностями, которые готовят большевики. Следовательно, я вынужден констатировать, что тактика молниеносного удара себя не оправдала. Надежда определенных кругов на то, что война будет короткой и губительной для врага, как взмах сабли — лопнула. Мне уже приходилось отмечать это и раньше. Война — это война, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Для меня нет сомнения, что наша тактика должна измениться. Я не против попыток продолжать наносить неожиданные удары с помощью средств, о которых только что докладывал генерал Ренуар. Но нужно быть готовыми при необходимости перейти к позиционной войне, которая кое в чем даже будет напоминать прошлую мировую войну. Окопы, бастионы, крепости, артиллерия, танки и, прежде всего, неограниченное количество живого, человеческого материала.
Мобилизация?
Да. Другого выхода нет. Кроме того, есть еще одна причина для немедленной подготовки к массово-позиционной войне. Мы, представители Заинтересованных Держав Европы, предоставляем огромные технические средства для ведения войны. Мы даем машины, танки, самолеты, аэроторпеды. Что дают для войны государства, расположенные ближе к границам Советского Союза?. Свою территорию для передвижения нашей техники и наших военных инженеров? Маловато, господа. Слишком мало, учитывая те громадные приобретения, которые они получат в результате войны. Господа, я вынужден подчеркнуть: кто больше дает теперь, тот больше возьмет потом. Если мое предложение по мобилизации — в основном, касающееся восточных государств — не будет принято, я от имени своей страны должен буду заявить, что наша подпись под проектом будущего распределения новых колоний на территории Советского Союза превратится в условность. Думаю, что это понятно, господа. Повторяю: нам нужна немедленная всеобщая мобилизация.
Не считаясь с очевидной опасностью разложения солдатских масс под влиянием большевистской агитации?.
Для этого есть хорошо поставленная информационная служба, чрезвычайные трибуналы, винтовки и пулеметы, — так же решительно ответил маршал Кортуа.
А опасность коммунистических восстаний, забастовок и мятежей в нашем тылу? Разве это не взрывоопасный материал?
Мой предыдущий ответ касается и этого вопроса.
Морис Ренуар покинул зал заседаний Совета в крайнем
раздражении. Судя по всему, он терял авторитет. Пока что его не ограничивали, за ним оставляли свободу действий, возможность и дальше проводить в жизнь планы механизированной войны. Но Совет все же пришел к выводу о необходимости одновременно вести войну огромными людскими массами. Этого-то больше всего и опасался Морис Ренуар. Это нарушало единство сил, это было признаком зарождения внутренних
Сидя в машине, он нервно просматривал утренние газеты, приготовленные для него адъютантом. Да, газеты достаточно осторожно подходили к сложной проблеме — объяснить населению неудачи первых дней. По их сообщениям выходило, что, собственно, и наступления, как такового, не было. Дело, мол, началась с пограничной стычки, которая позже перешла в боевое столкновение — главным образом потому, что советские войска пытались перейти границу.
«Все это, — твердили все, без исключения, газеты, — служит дополнительной иллюстрацией того, что большевики, говоря одно, делают совсем другое. Разве не привыкли мы к бесчисленным заверениям Советского правительства о его так называемой “мирной” политике?. Большевики повсюду трубили о том, что они против агрессии, что они заинтересованы лишь в укреплении своей обороноспособности, что они против войны и т. д… А на самом деле? На самом деле большевики все время готовились к войне, они разрабатывали самые совершенные виды оружия, чтобы напасть на своих соседей. Разве события последних дней не являются тому доказательством?. Большевики вооружились на земле, в воздухе и на воде. Они угрожают нашему спокойствию. Они пытаются подчинить нас своей воле…»
Морис Ренуар швырнул газету на пол: все это можно было делать аккуратней, искать другие слова, другие средства обработки общественного мнения. Слишком грубо! Нужно быть последним дураком, чтобы поверить подобной болтовне!. Написать сначала о событиях со смертоносным электрическим лучом, потом про летающие танки, затем о гибели эскадры в Финском заливе — и после всего этого наивно болтать о злой воле большевиков… Честное слово, эти репортеры зря получают деньги!
Немного успокоившись, генерал Ренуар снова взял газету, чтобы просмотреть сводки о внутреннем положении в европейских государствах. В глаза ему бросилось:
«Забастовка рабочих на военных заводах в Лютеции. Арест нескольких коммунистических агитаторов на военных заводах показал, как нагло развернули большевики свою подрывную работу в самом сердце нашей страны. Вчера в некоторых цехах военных заводов началась забастовка, которая проходит под лозунгом “Против войны с Советским Союзом!” Рабочие забаррикадировались в зданиях и отказываются выходить. Заводы окружены войсками. Нет сомнений, что позорное явление будет ликвидировано сегодня же. Мощная волна национального энтузиазма раздавит попытки пособников Москвы…»
Вновь дешевая агитация! Генерал Ренуар решительно отбросил газету: ее не стоит читать…
Но газета не ошибалась в одном: настроения рабочих проявлялись очень быстро. Правда, коммунистические газеты были запрещены еще несколько дней назад; почти одновременно с этим, правительства европейских капиталистических стран также подписали постановления о запрете всех коммунистических партий. В то же утро, когда эти постановления были напечатаны в газетах, большие отряды полиции заняли помещения компартий и всех революционных организаций, арестовав нескольких видных коммунистов.
Но этого было мало. Нужно было найти какое-то средство разрядить напряжение, возникшее в массах после начала военных действий и запрета коммунистических газет и организаций. Применили старый и много раз оправдавший себя способ: антисемитскую пропаганду.
— Кто виноват в распространении социалистических и коммунистических идей?. Евреи. Кто заинтересован в помощи большевикам? Евреи. Кто продался Москве? Евреи. Долой евреев, бойкот евреям, бить евреев!.
Мутные волны всколыхнулись, прежде всего, в столицах европейских стран. Мещанские круги выходили на демонстрации под общими лозунгами: «Долой большевиков и их пособников — евреев!» Фашистские организации были впереди всех, организуя антиеврейские бойкоты, истребление выдающихся деятелей-евреев и, главное, всех тех, кого заподозрили в сочувствии к коммунистам.