Аэроторпеды возвращаются назад
Шрифт:
Родился новый вид спекуляции — билетами на пароходы. В очередь на океанские суда, отправлявшиеся из Европы в Америку, записывались на десятки дней вперед. Ловкие агенты торговали билетами, продавая их в пятьдесят — шестьдесят раз дороже цены. Если несколько дней назад это было еще очень дорого, то теперь, когда Европа узнала о восстании великосакской эскадры, перешедшей на сторону СССР, узнала об ужасных событиях в Желтой империи, развязывавших руки Советскому Союзу для активных действий на западном фронте, — цены на океанские билеты взлетели еще выше. Европа, капиталистическая Европа — убегала, прихватывая с собой все ценности, которые можно было уместить в чемоданах…
А
«Эпидемия гриппа охватывает лимитрофные государства. Целые районы превращаются в пустыни, где некому ухаживать за больными».
«Эпидемия гриппа в частях Первой армии медленно, но неудержимо сменяется эпидемией дизентерии с большим количеством смертельных исходов. Лазареты переполнены, больных везут в тыл целыми составами. В больших городах под лазареты мобилизуются дворцы и здания общественных учреждений. Министерство здравоохранения спешно проводит ряд мероприятий, направленных на то, чтобы задержать эпидемию и не допустить ее распространения в тылу…»
Профессор Виртус, вызванный на экстренное заседание Совета «Заинтересованных Держав», делал информационный доклад о результатах применения бактериологических торпед. Сэр Оунли и маршал Кортуа вновь поменялись местами: теперь сэр Оунли мрачно смотрел в стол, а маршал Кортуа нападал. Генерал Ренуар сидел на своем месте и хотел только одного: чтобы никто ни о чем его не спрашивал… Профессор Виртус говорил с запальчивостью ученого, насильно оторванного от работы в лаборатории:
Когда ко мне обратились представители Совета Заинтересованных Держав и предложили немедленно дать информацию о возможности бактериологического нападения на СССР, я сразу откровенно ответил, что это слишком опасное оружие. Сэр Оунли предлагал развернуть нападение остро-инфекционными культурами, вызывающими ужасные болезни, такими, как чума или тиф…
Профессор Виртус резко махнул рукой:
Однако я категорически отказался. Потому что, если бы сэр Оунли осуществил свои планы, чума продвигалась бы теперь в глубь наших стран. Но я не мог ничего сделать: представители Совета в лице сэра Оунли решительно требовали план бактериологического нападения. Тогда я предложил культуру гриппа, предупредив, что и эта культура в условиях массового производства не может быть гарантированно чистой, в нее всегда могут попасть культуры бактерий других болезней. Представитель Совета заявил мне, что тем лучше, ибо, по его словам, мы сделаем неожиданный подарок СССР в виде других болезней…
Генерал Ренуар взглянул на сэра Оунли: так вот, значит, кому принадлежали слова, которые он слышал в качестве шутки профессора Виртуса!.
— Я сделал все, чтобы обеспечить безопасность во время зарядки торпед. Мне известно, что во время работ не было ни одного случая заражения. Однако — все остальное было вне моей компетенции. Все эти случаи массовых заболеваний в частях Первой армии, в лимитрофных государствах и так далее — результат, который нельзя было предотвратить. Более того, эпидемия дизентерии также является следствием слишком форсированного производства культуры гриппа, которое проводил мой институт под давлением представителей Совета Заинтересованных Держав… Больше я ничего не могу вам сказать. Я ученый, а не военный человек. Я всегда был против того, чтобы моя работа использовалась в военных целях. Я закончил.
Собственно, добавить к словам профессора Виртуса было нечего. Маршал Кортуа снова выступил с речью, требуя развертывания военных действий позиционного характера, сэр Оунли попытался доказать, что он вообще был против бактериологической
Той же ночью генерал Ренуар вместе со своими помощниками в специальном вагоне мчался на восток, к линии фронта — принять на себя непосредственное руководство военными операциями. Его помощники также получили подробные инструкции. В купе Альберта Райволы и Сергея Гагарина было темно, как и в купе генерала Ренуара. В купе Дика Гордона и Джонни Уолтерса светилась маленькая лампочка. Джонни Уолтерс сидел на диване, где лежал Дик, и горячо говорил шепотом:
Мой дорогой Дики, я решил окончательно. Я не могу больше. Я хочу выкарабкаться из этого безумия. Дики, вспомни то злосчастное письмо Тома Даунли — разве наш старый товарищ не оказался абсолютно прав?. Ты говоришь — измена? Но я уже спрашивал тебя: кого он предал, кого я предам?. У тебя нет ответа на мой вопрос. Дики, ты знаешь, я не могу сделать это без тебя. Я не могу бросить тебя. Умоляю тебя: хватит ненужной игры в благородство! Для кого она, эта игра?.
Джонни схватил Дика за руку:
Я уверен, что все движется к логическому концу. Тут уже ничем не помочь. Но если мы будем и дальше помогать в осуществлении планов нашего генерала Ренуара и иже с ним — мы только станем причиной лишнего кровопролития. Понимаешь ты или нет? Чем скорее закончится все это, тем лучше. Дики, отвечай! Дики, от твоего ответа зависит и моя судьба, ведь сам я не смогу осуществить свои планы, ты же знаешь мой характер…
Голос Джонни дрожал, он сильно волновался, вкладывая в свои слова всю душу, пытаясь убедить Дика. Но Гордон молчал, задумчиво глядя на лампочку.
Поезд мчался на восток. Это был экспресс. Он не останавливался на мелких станциях; плавно покачиваясь, он мчался стрелой, ежеминутно приближаясь к еще далекой линии фронта.
Дики, — умолял Джонни, — Дики!.
Дик Гордон упрямо молчал, покачиваясь на мягком диване.
Дики!.
Наконец Гордон таким же шепотом ответил, подняв голову и наклонив ее к Уолтерсу:
Погоди немного, Джонни. Я обещаю ответить тебе, но дай мне еще немного времени. Мне надо еще чуть-чуть подумать. Завтра я дам окончательный ответ. Хорошо?
И две крепкие руки встретились в дружеском пожатии.
Ледяное наступление
На четырнадцать километров отступили части Первой армии, на четырнадцать километров на запад. Здесь Первая армия перешла через реку Жлейку и закрепилась на ее западном берегу, уничтожив за собой все средства переправы — мосты, паромы и тому подобное. Красная армия также вынуждена была остановиться: путь ей преграждала Жлейка.
Окопы расположились по обоим берегам реки. Она была не широка, но артиллерийские батареи Первой армии хорошо пристрелялись к ней — и отвечали ураганным огнем на малейшую попытку навести понтонные мосты для переправы. Более того, западный берег реки был выше восточного. Еще до начала военных действий этот берег был превращен в мощную крепость. Забетонированный, с тайными ходами и пулеметными гнездами, — западный берег смотрел на реку холодными стволами пушек и пулеметов, готовыми в любую минуту залить реку на всю ее ширину свинцовым и стальным дождем.