Аэроторпеды возвращаются назад
Шрифт:
В телефонной трубке что-то затрещало — и все стихло. Полковник держал трубку в руке, когда дверь наблюдательного пункта внезапно распахнулась. На пороге показались несколько красноармейцев. Первый сжимал в поднятом кулаке ручную гранату, готовый бросить ее. За ним мелькнул ствол ручного пулемета и несколько винтовок. Красноармейцы на миг замерли, но первый почти сразу воскликнул:
А ну, сейчас же руки вверх!.
Полковник понял эти слова, сказанные на чужом языке. Он увидел, как быстро поднял руки вверх дежурный наблюдатель; и тогда полковник, бросив трубку на землю, будто она обжигала ему пальцы, поднял обе руки вверх и
Вероятно, на лице полковника слишком явственно отразился страх, потому что старший красноармеец махнул рукой и сказал:
Вот, испугался!. А ведь это — их офицер, а?.
И снова полковник понял. Он закивал головой, повторяя:
Официр!. Официр!.
Хорошо, хорошо, мы видим, — ответил красноармеец. Он опять что-то сказал товарищам. Двое из них сели на стулья напротив полковника и наблюдателя, держа винтовки наготове. Старший вышел из наблюдательного пункта, чтобы минуту спустя вернуться с другим красноармейцем, обратившимся к полковнику на чистом немецком языке:
Вы командир?
Да. Командир этого участка, — ответил полковник Ницберг.
Хорошо. Пройдете со мной в штаб. Только — предупреждаю, даже не пробуйте бежать. Мои товарищи стреляют, как настоящие снайперы.
И уже выходя из наблюдательного пункта, полковник осмелился спросить у своего спутника о терзавшей его загадке — загадке, разгадать которую он был бессилен:
Что это, позвольте спросить, что за горячая вода лилась в реку и создавала лед?. Не понимаю… пар и лед…
Красноармеец с усмешкой посмотрел на него:
Могу сказать. Жидкая углекислота. Она, видите ли, совсем не горячая, а наоборот, очень холодная, оттого и шел пар… а лед возникал потому, что она замораживала реку, создавая для нас ледяной мост…
Жидкая углекислота… — растерянно повторил полковник Ницберг.
Да, жидкая углекислота. Ее лили в реку по скрытым трубам, и не только здесь, а во многих других местах. Именно она и позволила нам застать вас врасплох…
Полковник больше ни о чем не спрашивал. Он шел, глядя себе под ноги. Перестрелка уже утихла, только откуда-то издалека доносились отдельные выстрелы и резкие взрывы ручных гранат: красноармейцы преследовали части Первой армии, что в панике бежали прочь, открывая для широкого прорыва важнейший участок фронта…
Камрады! Товарищи!
«Товарищи-солдаты! За что нас убивают?. Ради чего нас заставляют подставлять грудь под пули и превращаться в пушечное мясо?. Посмотрите вокруг: сколько наших товарищей погибло, сколько было разорвано на куски взрывами, сколько умерло от болезней?. Нам говорят, что мы защищаем культуру и цивилизацию от большевиков. Но это ложь! Сейчас на нас наживаются капиталисты, чьи фабрики выпускают военное снаряжение и получают от правительств щедрую плату. Если наши тела проложат им путь к победе над Советским Союзом, они вновь получат большие барыши, заполучив природные богатства СССР и новые рынки. Вот для чего нас гонят на войну, вот зачем разрывают на куски снарядами, вот почему подставляют под пули советских войск, защищающих
Прокламации и листовки подобного содержания переходили из рук в руки. Подпольная агитационная работа среди солдат Первой армии приобрела такой масштаб, что с ней уже невозможно было успешно бороться. Маршал Кортуа, презрительно говоривший в свое время — «У нас есть для этого различные средства — от полиции до полевых судов», — очевидно, ошибался. Правда, тайная полиция работала, не покладая рук, полевые суды выносили смертные приговоры всем, заподозренным в разлагающей революционной работе. Но… случаи побегов из тюрем стали массовым явлением, и более того: военным судам порой доводилось устанавливать, что они судят людей, в свое время уже приговоренных к смертной казни и даже, по официальным сведениям, расстрелянных.
Вот отрывок из официального протокола заседания полевого суда 129-го стрелкового полка. Мы сократили все второстепенные подробности, оставив только самое важное.
Прокурор. Ваше имя — Стефан Фихтнер?
Подсудимый. Да.
Прокурор. Мне кажется, однако, что мы уже имели с вами дело. Вы бывали под судом?
Подсудимый. Да. Я был осужден вашим судом месяц назад.
Прокурор. За что?
Подсудимый. За распространение революционных листовок.
Прокурор. Да, припоминаю. Стефан Фихтнер был приговорен к смертной казни. Вас помиловали?
Подсудимый. Да.
Прокурор. Кто?
Подсудимый (молчит).
Прокурор. Это ложь, никакого помилования не было. Вы бежали из-под стражи и спаслись от расстрела. Кто помог вам бежать?
Подсудимый (молчит).
Прокурор. Дело совершенно ясное. Подсудимый Стефан Фихтнер бежал, будучи осужден на смертную казнь. Я требую от суда нового смертного приговора.
Председатель суда. Подсудимый, что вы можете сказать в своем последнем слове?
Подсудимый. То, что я не боюсь вас. Сегодня вы судите меня, но я уверен, что завтра мои товарищи будут судить вас. Вы можете меня расстрелять, но мое место займут сотни других. Я не признаю ваш суд — вот и все.
К этому следует лишь добавить, что, согласно официальным отчетам — на отряд, сопровождавший подсудимого Стефана Фихтнера к месту исполнения смертного приговора, было совершено нападение: группа вооруженных солдат окружила отряд и во время завязавшейся перестрелки вырвала Фихтнера из рук конвоиров, убив многих из них. Стефан Фихтнер снова бежал и вновь поймать его не удалось.
Это дело наделало много шума. Неизвестно какими путями сведения о нем попали в американские газеты и стали сенсацией. Однако про Фихтнера вскоре забыли. Телеграф ежедневно приносил все новые и новые известия — из армии в тыл и из тыла в армию. И здесь, и там положение было тяжелым.
Целые части переходили на сторону советской армии — с оружием, с пулеметами, танками и пушками. Военное командование молчаливо отметило тот факт, что однажды на советскую сторону перелетела целая эскадрилья военных самолетов — а день спустя эта же эскадрилья участвовала в операциях против Первой армии… Фронт стремительно передвигался на запад, откатываясь под неустанными ударами Красной армии. Это отступление кое-где сдерживали только ударные фашистские отряды, составлявшие ядро Первой армии до объявления всеобщей мобилизации. Однако подобных отрядов было довольно мало.