Аэша
Шрифт:
– Кто тебе сказал? – удивилась Афина.
– Я знаю еще многое другое. Напрасно ты обманываешь меня, Афина!
Ханша побледнела.
– Кто мог сказать тебе? – прошептала она. – Уж не ты ли, волшебник? Если ты, я узнаю это и отомщу тебе, не посмотрю на то, что в жилах наших течет одна кровь.
– Афина, Афина! – взмолился Симбри, – ты знаешь, что я ничего не говорил.
– Так, значит, это ты, старая обезьяна, – обратилась она ко мне. – Напрасно я тебя не убила. Но это дело поправимое!..
– Уж не думаешь ли ты, что я тоже волшебник? – спросил я.
– Да, думаю. Тебе покровительствует какая-то богиня, которая живет в огне.
– Если так,
– Слушай, – перебил Лео, – хочешь ты или не хочешь, а я пойду вопросить Оракула на Огненную гору. Посмотрим, кто сильнее, – ты или Гезея.
– Ты непременно хочешь пойти туда? – засмеялась Ханша. – Там ты найдешь огонь, и только. Ты не встретишь прекрасного существа, которое могло бы очаровать тебя. Слушайте, странники, наша страна – земля чудес и тайн, непостижимых для пришельцев. Пока я жива, нога ваша не ступит на Гору. Лео Винцей, я знаю, что ты пришел сюда не из-за меня, как я о том мечтала, а для какого-то демона в образе женщины, которую ты никогда не найдешь. Довольно просьб. Не стану унижаться. Ты узнал слишком много. Подумай до завтрашнего дня о том, что я тебе предложила, и дай мне ответ, согласен ли ты быть моим и царствовать вместе со мной, или же ты предпочитаешь умереть вместе с твоим другом. Выбирай между мной и местью! Я не позволю чужеземцу смеяться над собой!
Она говорила тихо. Слова ее срывались с уст, как капельки крови из раны. Наконец, она замолчала. Никогда не забуду я этой сцены. Старый кудесник смотрел на всех нас своими выцветшими глазами, как ночная птица. Лицо ханши дышало гневом, взгляд ее – местью. Холодный, решительный Лео боролся с ней своей железной волей. А я, которого Афина ненавидела, стоял и ждал приговора.
Но вот огонь лампы замигал. Где-то открылась дверь. Я увидел, что из темноты кто-то приближается к нам неслышной поступью. Это был хан. Войдя в полосу света, он дико захохотал. Жена взглянула на него. Я подивился хладнокровию этой женщины. Лицо ее не выразило ни страха, ни гнева.
– Что ты тут делаешь, Рассен? – спросила она. – Ты выслеживаешь меня? Ступай к своим придворным дамам и пей! Ты смеешься? Что тебя так развеселило?
– Отчего смеюсь? Я только что слышал, как первая женщина в стране, гордая ханша, которая боится, чтобы придворные дамы не запятнали ее платье своим прикосновением, моя жена, которая, заметьте это, сама просила меня, чтобы я на ней женился, потому что я ее двоюродный брат и соперник по престолонаследию, она предлагает себя безвестному страннику, который ненавидит ее и жаждет бежать от нее! Он отказал ей, как я не отказал бы последней женщине во дворце! – Хан захохотал. – Слышал я также, что она называет меня сумасшедшим. Меня сделал сумасшедшим старый колдун Симбри, он влил отраву в мой кубок на свадебном пиру. Он дал мне зелья, которое меня отвратило от Афины, и я действительно ненавижу ее, я не выношу ее прикосновения, не могу быть с ней в одной комнате… В воздухе вокруг нее пахнет волшебством. Кажется, и ты, рыжебородый, – обратился он к Лео, – чувствуешь то же? Ну, так попроси у старой крысы любовного зелья; когда ты его выпьешь, Афина покажется тебе чистой, кроткой, прекрасной, и вы проведете несколько приятных месяцев. Не отвергай напитка, который тебе предлагают. Пей до дна! Только на другой день ты почувствуешь, что он отравлен кровью мужа. – И безумный хан снова разразился хохотом.
Афина выслушала все эти оскорбления молча.
– Прошу прощения, – обратилась она к нам спокойно. –
Шаман подошел к ней.
– Слушай, Рассен, – сказал он хану. – Твоя мать – дурная женщина. Отца твоего никто, кроме меня, не знал. В ночь, когда ты родился, над Горой показалось пламя и звезды померкли. Я был на твоей свадьбе. На свадебном пиру ты напился и обнимал распутную женщину. Ты правил, разоряя страну, опустошая ради своей забавы поля и пуская людей по миру. Но скоро ты будешь плавать в своей крови, ты развяжешь эту благородную женщину, твое место займет более достойный, у них будет потомство и в стране воцарится мир.
Шаман говорил с горечью. Хан несколько раз пытался поразить его своим коротким мечом, но не сделал этого, не смог, он вынес обиду, как собака терпит удары хлыста своего господина. Мало-помалу он отступил в дальний угол комнаты и упал на землю, а Симбри взял Афину под руку, и они вышли. У порога массивной железной двери Симбри остановился.
– Хан Рассен, я тебя возвысил, теперь я тебя низвергну. Вспомни мои слова, когда будешь плавать в своей собственной крови!
Когда вдали замер звук шагов, хан, боязливо озираясь, выполз из своего угла.
– Ушли крысы? – спросил он.
Испуг отрезвил его, и рассудок вернулся к нему.
– Вы считаете меня трусом? – продолжал несчастный. – Да, я боюсь их обоих. Они отняли мою силу, мой разум своим волшебством. Я был когда-то могуч, благороден душой, владел половиной царства. Но я полюбил ее проклятую красоту. Она же хотела выйти за меня замуж и прислала ко мне сватом эту старую крысу. Я прекратил войну и женился на ханше. Лучше было бы мне стать последним мужиком, чем войти в опочивальню царицы в качестве ее супруга! Она ненавидела меня. И чем сильнее я любил, тем сильнее она ненавидела. Наконец, на свадебном пиру она дала мне напиток, который отвратил меня от нее, но в то же время иссушил мой мозг ядом безумия.
– Если она тебя ненавидела, – спросил я, – почему она не отравила тебя?
– Из расчета. Ведь полцарства принадлежало мне. Кроме того, я был ей нужен. При мне народ не мог заставить ее выйти замуж за другого. Она не женщина, а колдунья. Она хочет жить одна. Так думал я, по крайней мере до сегодняшней ночи, – при этих словах хан взглянул на Лео. – Она знала также, что хотя я избегаю ее, в душе все-таки люблю, ревную и могу защитить ее. Она нарочно натравила меня на человека, которого я недавно загнал своими собаками. Теперь я знаю, отчего она всегда казалась такой холодной. Она берегла пыл своей души, чтобы растопить лед твоего сердца.
– Кажется, ты видел, хан, что этот лед нисколько не растаял, – сказал Лео.
– Да, пока, если ты не лжешь. Но дай пламени разгореться побольше, и лед растает. Может ли кто-нибудь из смертных противиться желанию Афины?
– Говорят, что я должен убить тебя, хан, но я не ищу твоей смерти; не хочу отнимать у тебя и твоей жены. Мы давно жаждем уйти из этого города, но нас не пускают. Нас стерегут, как пленников, – и днем, и ночью. Отпусти нас на свободу, хан! Это в твоей власти.
– Куда же вы пойдете, если я отпущу вас на свободу? – спросил хан. – Страна наша окружена горами. Только птицы могут перелететь через них.