Афанасий Никитин. Время сильных людей

Кириллов Кирилл Евгеньевич

— Дело святое. Удачи вам желаю купеческой.

— А сам куда идешь?

— В Ширван, вестимо. Сейчас все туда идут.

— А может, возьмешь нас на борт да подвезешь хотя бы до Тарки?

— И рад бы, да не могу. Все товаром завалено, людей сажать некуда. Да и деньжат, — он внимательно осмотрел купцов, — судя по всему, у вас нету. Чем платить будете?

— Деньжат нету, то верно. А может, платьями возьмешь?

— Некуда мне платья девать, православные. Ничем помочь не могу.

— А может, на веревку нас подцепишь? — спросил Михаил.

— Это

как?

— Сбросишь веревку за борт, привяжешь к корме, а мы ее тут у себя зацепим и пойдем за тобой, как плуг за лошадью. Ну, а когда придем, отдадим тебе все тряпки в благодарность. Вон у нас их сколько.

Афанасий вырвал из рук хитровановского племянника огромных размеров рубаху и показал на растяг.

— Эва!

Мужик хмыкнул, почесал бороду, покачал головой, усмехнулся и махнул рукой: а давайте, мол. К корме привязали канат, сбросили в воду. Один из племянников его выловил и закрепил за прочную доску. Поплыли.

Новгородский купец не удержался от проказы, велел-таки спустить весла. Корабль рванул вперед, увлекая за собой тверских купцов. Поначалу было боязно, на набегающей волне нос плота задирало вверх. Колеса арбы крутились со скрипом. Все на ней ходило ходуном. Но постепенно привыкли. Успокоились, разлеглись на палубе. Даже умудрились поспать ночью, хотя многим было не по себе.

К тому времени, как дошли до моря, в эту пору удивительно спокойного, успели перезнакомиться. С купцом, прозывавшимся Василий сын Александров, и племянником его, угрюмым мужиком, бывшим десятником городской дружины, тверичи как-то не сошлись. Потому старшие держались особняком. А вот племянники и крестники сбились на носу, перекрикиваясь с такими же юнцами с корабля о житье-бытье.

От них тверские купцы узнали, что на границах с княжеством Московским опять неспокойно. Иван Васильевич, князь московский, окончательно подминает под себя Новгород и Ярославль, мутит удельных князей и бояр, переманивает их на свою сторону. А Михаил ищет союза с польским королем Казимиром.

— Не к добру это, — горько покачал головой Андрей. — Если Михаил с Казимиром задружатся, не простит его Иван. Война будет. Сеча великая.

— Да обойдется авось, — потянулся Хитрован с деланной ленцой. — Сколько уже козней да войн открытых случалось, а стоит Тверь-матушка.

— Раньше-то войны были один на один. Князь на князя, дружина на дружину. А теперь, вон, гляди, как объединяются все. Дружат друг супротив друга. Ежели не одна Москва, а еще и Ярославль с Новгородом Великим навалятся, да Ростов им подмогнет, не устоять.

— Возвращаться надо скорее, к жене, к детушкам. А то мало ли…

— То-то ты за них один перед войском Ивана встанешь?

— И встану, чего терять? А ты не встанешь?

— А я думаю, может, продать все да уехать в Ширван, пока все не успокоилось, а то и насовсем. Или в Ливонию. Или в другое место, потише.

— Потише? Да где ты его возьмешь, потише-то? — спросил Афанасий. — Куда ни плюнь, война кругом. С Ордой

по всем границам того и гляди полыхнет. Гишпанцы с маврами рубятся. Бритты с франками сто лет воевали, не так давно закончили. Теперь у Ганзейского союза с бриттами неприятности выходят, скоро воевать начнут, тогда плакала твоя Ливония. Османы Константинополь взяли, оплот веры православной, и столицу там устроили. У персов вообще не пойми что творится, кто кого завоевал, кто где хан. Разве что Индия… Да и то, хорасанцы половину уже к рукам прибрали, говорят, и дальше движутся.

При словах об Индии Михаил, пребывавший в задумчивости, вскинулся. Хотел что-то сказать, да передумал. Снова затих, ковыряя пальцем доски, из которых был сколочен настил. Афанасий хотел было расспросить друга о кручине, да не успел.

— Земля! Земля! — донеслось сверху.

Впередсмотрящий горностаем соскользнул с мачты и побежал по кораблю, размахивая шапкой:

— Земля!

Событие было действительно великое. Это по реке, когда берега видно, плавать сподручно, а в море открытом, когда вода кругом, боязно. Вдруг заплутаешь и будешь кружить, пока запасы не выйдут. Или прибьет к землям неведомым, где не то что люди дикие — чудовища водятся.

Постепенно из морской глади выступили пики заснеженных гор с шапками облаков на них. Узкая полоска берега. Тонкие, как иглы, минареты, пузатые купола мечетей, городские стены и причалы с множеством кораблей.

— Батюшки, да это ж мы до самого Дербенту дошли! — ахнул кто-то из молодых.

— Купцу Василию Александрову благодарными надо быть, да и Богу поклониться, что так все обустроил, — наставительно поднял палец Андрей. — Но прав ты, Дербент.

— Эй, на телеге! — донеслось с корабля. — Вас к главному причалу подвозить али на бережку в кустиках высадить?

— Не тати мы ночные, чтоб по кустикам прятаться, — со смехом ответил Михаил.

— Но лучше все-таки не к самому причалу, а туда, вон, где лодки на берег вытащены, — сказал Афанасий. — А то тяжеленько будет нам телегу из воды тянуть.

— Как знаете! — улыбнулся Василий. — Ну, счастливо вам!

— Эй, а тряпки-то?

— Себе оставьте, — донеслось с корабля. — Вам нужнее будут.

— Спасибо, люди добрые, — прокричал Афанасий вслед удаляющемуся кораблю.

Корабль вошел в дербентскую гавань. Сбросив парус, на веслах вырулил к причалу и, гася набранную скорость, впритирку к другим бортам встал на свободное место.

Тверичи же своим ходом погребли. Окрестные жители и купцы с других судов высыпали на пристань смотреть, как дюжина оборванных, грязных, заросших бородами мужиков выталкивает из воды на берег полную женского тряпья арбу. Шуточкам и подначкам не было конца.

— А хорошо, Афоня, что ты эту телегу увел, а не другую, потяжелее, — прохрипел Михаил, плечом упираясь в огромное колесо.

— Да как ты ее вообще с места сдвинул? — подивился Хитрован, мотая головой, чтоб вытрясти попавшую в уши воду.