Афанасий Никитин. Время сильных людей

Кириллов Кирилл Евгеньевич

— Только вот что. Давайте не будем говорить, что тверичи мы, — предложил Хитрован. — Кто его, посла Василия, знает, как он к нам отнесется теперь?

— Хорошо, давайте так — станем говорить, что из разных мест Руси-матушки, а то и умолчим о городе своем, если не спросят.

Они поднялись. Хитрован отсчитал чайханщику медяков из общей казны, горько вздохнув, затянул потуже опустевшую мошну, и они тронулись.

Дербент вырос на месте старинной деревушки, и его история читалась на стенах, как в открытой книге. Сначала на месте землянок построили глинобитные дома, иногда просто обкладывая смешанной с соломой глиной старый каркас.

От этого фасады многих домов получались скругленными, выпирая на улицы сытыми животами. А над образовавшимися нишами были сделаны соломенные навесы от солнца, в тени которых мог передохнуть каждый.

Ближе к центру, где жили горожане побогаче, над домами надстраивали верхние этажи из песчаника, а кое-где и из дерева, что в этих безлесных краях считалось особым шиком. Окон же в стенах не делали, чтоб солнце не нагревало внутренние помещения до печного жара. Если какие окна все же имелись, то выходили они в узкие дворы-колодцы, в которые солнце не могло проникнуть никак. Еще ближе к центру дома возносились уже на высоту трех-четырех этажей, сохраняя слепоту фасадов. Растительности практически не было, чахлые стебельки, сумевшие пробиться сквозь утоптанную в камень землю улиц, сгорали на жаре.

Мастерских почти не было. Редкие ремесленники делали на продажу какие-то местные талисманы и обереги. Зато торговли было хоть отбавляй. Находящийся на перекрестке торговых путей, город ею даже не жил, а дышал.

Многочисленные лавки показывали свой товар сквозь окна без стекол. На каждом перекрестке к купцам приставали зазывалы, хватая за рукава и подолы. Муравьи-носильщики тащили из порта и в порт разномастные тюки, бочки и короба. Водоносы и продавцы пахлавы нахваливали свой товар. Босоногие мальчишки пытались втюхать какую-то ерунду. Один малец лет пяти или шести несколько кварталов тащился за купцами, умоляя их купить дохлую крысу, которую он волок за собой на веревке. Сердобольному Андрею пришлось отвесить мальчонке подзатыльник, чтоб не вводил в искушение расстаться с последними грошами. Гвалт стоял невообразимый.

В центре города, венчая нищету и великолепие старого города, высился дворец — резиденция шаха — с высокой белокаменной стеной, с узкими высокими башнями, похожими на минареты, и собственно минаретами, держащими на своих высоких иглах голубое небо. Но купцов пока интересовал не дворец, а небольшой двухэтажный особняк рядом за высоким каменным забором, отведенный московскому посланцу Василию Панину.

Вытянувшаяся гуськом процессия купцов сбилась в кучку перед высокими деревянными воротами, обитыми бронзой. Михаил подошел, поводил пальцем по квадратным шляпкам гвоздей, коими были приколочены металлические полоски, и решительно взялся за кольцо. Ударил им в бронзовую дощечку. Подождал. Никакого ответа. Он снова взялся за кольцо и ударил еще несколько раз, сильнее. Молчание. Тогда он загрохотал снова, с барабанной скоростью, подкрепляя грохот ударами ног. Правда, сандалия — не сапог с окованным железом носом, но выходило все равно довольно громко. Ответом на его стук была гробовая тишина за воротами.

В головы купцам полезли нехорошие мысли. А вдруг Василий уехал? А вдруг Михаил перепутал дом, а вдруг… А вдруг… Иные стали косо поглядывать на Михаила. Тот поежился под их хмурыми взглядами, снова приступил к воротам и замолотил с новой силой. Остальные бросились ему помогать.

Наконец за воротами послышалось какое-то движение. Купцы с замиранием

сердца слушали непонятные стуки и скрипы. Наконец над стеной появилось румяное чистое лицо с пухлыми щеками. Щеки эти двигались, свидетельствуя, что лицо энергично жевало какую-то еду. Дожевав, поковырявшись пальцем в зубах и рыгнув, лицо наконец заговорило:

— Ну, чего грохочем?

— Так не открывает никто, вот и грохочем, — ответил за всех Михаил.

— Русские никак? — без удивления произнесло лицо. — Из какого княжества будете?

— Из разных, — выступил вперед Хитрован, отстраняя Михаила. — Кто из Ростова, кто из Ярославля… Как есть из разных.

— А приперлись чего?

— Хотим Василию-послу челом ударить, чтоб за нас постоял, — Михаил снова выступил вперед.

— С чего б ему за интересы всяких ободранцев стоять? — спросило лицо.

— Про то мы ему сами доложим, — не выдержал Афанасий, распознав в допросителе мелкую привратную вошь, сполна наслаждающуюся неожиданно свалившейся возможностью показать власть. — Ворота открывай.

— Не велено никого пускать. — Самодовольная улыбка сползла с розового лица. — Сначала доложить надобно.

— Так иди докладывай.

Лицо исчезло. За воротами снова послышались шум и скрипение, словно оттаскивали лестницу.

— Зря ты с ним так, Афоня, — покачал головой Михаил. — Он теперь полчаса ходить будет.

— Ладно хоть пошел, а то замучил бы нас вопросами, ирод, — вздохнул Афанасий, поискал глазами, куда бы присесть, и не нашел.

Купцам пришлось минут двадцать переминаться на ногах под палящим солнцем, прежде чем за воротами грохнул, выходя из ушка, кованый запор и со скрипом поехала в сторону тяжелая створка.

Торговые люди по одному протиснулись в узкую щель и предстали пред круглощеким детиной. Как и предполагал Афанасий, он оказался всего-навсего стражником. Пухлым, дряблым, с развязными манерами, в кафтане, надетом прямо на голое тело. Сытый живот качался при ходьбе и в светелку входил задолго до своего владельца. Жирная рука вяло сжимала топорик, казавшийся в ней маленьким и совсем не грозным.

По всему видать, из дворянских детей, коим не нашлось теплого местечка на родине. Или начудил чего и богатые родители отправили с посольством в дальние края, от мести обиженных.

Двор посольства был небольшой, шагов двадцать на двадцать. Ровно пополам его пересекала дорога, ведущая прямо к крыльцу. По сторонам две клумбы под чахлыми деревцами. А посреди, в выложенной плиткой чаше, веселый ключ, вода из которого не давала умереть ни растительности, ни жившим в тереме людям. «Тут, за высокой стеной да с собственной водой, нешуточную осаду можно выдержать», — подумалось Афанасию. Наверное, когда-то это имение знатному боярину принадлежало, да проштрафился он перед шахом, головы лишился. Вот и отдали дом под посольство, чтоб зря не пустовал…

Размышления его прервал человек, появившийся на крыльце. Маленький, пухлый, в дорогом халате на покатых плечах и алых шароварах. Борода по ветру, стрижка под горшок. Набухшие жиром щечки, румяные как яблоки. А глаза маленькие и колючие, будто сверлят.

Человек раскинул руки, словно намереваясь обнять всех купцов разом, и засеменил к ним на коротких ножках. За его спиной незаметной мышью возник востроносый дьяк.

— Ай, здравствуйте, гости дорогие! Долго ли, коротко добирались? С чем пожаловали? — закричал он издалека, прямо-таки излучая радушие.