Афера хакера
Шрифт:
Лязгнули запоры, дверь приоткрылась на длину мощной цепочки. Из щели на меня посмотрел лысый усатый мужчина с острыми глазками. Он потыкал меня взглядом пару секунд, а потом снял цепочку и окончательно пустил в квартиру:
— Проходите.
— Благодарю.
Мы оказались в стильно обставленной прихожей… нет, пожалуй, не прихожей, а холле. Квартиру явно подвергли перепланировке и евроремонту.
— Доницкий, Павел Андреевич, — представился хозяин.
— Мареев, Валерий Борисович, — слегка поклонился я.
— Пройдемте наверх, в кабинет, — пригласил
Вот оно как! Квартира-то — в двух уровнях! Ну что ж, да здравствует Союз композиторов, — думал я, поднимаясь за важной музыкальной птицей на второй этаж уютного родового гнездышка.
Усадив меня в одно из массивных кресел, Доницкий переложил телефонную трубку из кармана джинсов на журнальный столик и сел напротив.
— Павел Андреевич, я — частный детектив. Мне поручено разобраться в причинах безвременной кончины Станислава Судакова, — начал я.
— Простите, не вижу связи между моей скромной персоной и упомянутым вами прискорбным событием… — заметил, сладко улыбаясь в усы и недоуменно покачивая лысиной, Доницкий.
— Разумеется, связь тут не прямая. Но имеются веские основания считать, что, во-первых, Судакова убили, а во-вторых, устранение конкурента по организации самого прибыльного юбилейного концерта — в ваших интересах, Павел Андреевич.
— Валерий Борисович, вы, надеюсь, понимаете, что подобные утверждения нуждаются в самых веских доказательствах? — еще приветливее улыбаясь и ворочая шеей, спросил этот музыкальный стервятник. Сходство с птицей усиливал обрамлявший плешивую голову венчик седых волос.
— Мне нравится ваш деловой подход, Пал Андреич. — Я тоже улыбнулся. — Но, смею вас уверить, кое-какие доказательства у нас имеются, а остальные я думаю приобрести у вас… по бартеру.
— Вот как? Очень интересно. И вы думаете, мне выгодно делиться с вами компроматом на самого себя?
— Диалектика, Пал Андреич, диалектика. Вы — наверняка не организатор убийства, и, уж конечно, не исполнитель. Ну, а на пассивное соучастие я готов закрыть глаза… К тому же обнародование вот этой информации, — я передал ему свою распечатку, — для вас гораздо опаснее дела Судакова.
Доницкий прочел пентюнин текст под моим пристальным взглядом. Как я ни старался уловить хотя бы малейший признак беспокойства в его лице и позе, мне это не удалось.
— Не думаю, что вам удастся шантаж, Валерий Борисович, — неспешно проговорил главный губернский композитор, демонстративно возвращая мне бумагу. — А вот мы ИМЕЕМ вполне достаточные силы и средства, чтобы… мн-э-э… убедить вас в пагубности вашей затеи с расследованием так называемого «дела Судакова».
— Поживем — увидим. — Я пожал плечами и встал. — Мы, со своей стороны, считаем, что у нас тоже есть некоторые средства…
Мы спустились на первый уровень и корректно распрощались.
— Благодарю за беседу, Павел Андреевич.
— Ну, что вы. Приятно было познакомиться, Валерий Борисович.
— До свидания.
— Всего наилучшего.
«Вот такие они, нынешние стервятники, — думал я, спускаясь по лестнице. — Вежливые, улыбчивые. Живут в скромных двухэтажных квартирках, бок о бок с коллегами. Удобно. Сегодня кто-то из соседей-музыкантов — коллега, завтра — калека… или просто обед этого людоеда… Впрочем, как там говорили в „Куклах“? „Я — не людоед, я — практик…“»
На улице совсем стемнело. Редкие фонари только подчеркивали кофейную черноту наступавшей ночи. Из освещенных окон слышались какие-то привычные уютные звуки. Захотелось побыстрее домой… но ведь меня будет ждать Ира!
Вот так всегда, мысленно усмехнулся я. Будучи по натуре домоседом, постоянно шляюсь с утра до ночи. Помню, как-то читал в интервью с Блэкмором, что ему больше всего хотелось бы ездить по свету с бродячими музыкантами, играть старинную музыку, — но это невозможно.
А я хочу целыми днями валяться на диване и читать в детективах, как другие стреляют и бегают за бандитами. Но приходится в последнее время делать это самому. Если, конечно, в меня не стреляют и за мной не бегают.
В тот вечер в меня не стреляли.
Просто огрели по затылку так, что с меня слетели очки, а сам я шарахнулся на асфальт, распахав себе рожу. Я не успел охнуть, успел только увидеть летящую мне в нос ногу, обутую в стоптанную кроссовку, — и в глазах взорвался огненный шар.
— Что, сука, не ждал? — раздался сверху торжествующий гнусный голос. — Смотри под ноги, гнида! — И мне в ребра въехал очередной пинок.
Я прижал одну руку к животу, скорчился, пытаясь закрыться от ударов. Схватился другой ладонью за разбитое лицо, увидел танцевавшие вокруг бритоголовые тени. Удары сыпались на меня со всех сторон. Вот еще раз долбанули по голове. Я почувствовал, что меня сейчас вырвет.
— Гаси гада! — злорадно прошипел кто-то. — Врежь ему по тыкве, Колян!
— Сейчас ты у меня сам увянешь, Лысый! — хрипло ответил Колян. — Хозяин убивать запретил!
Во мне что-то распрямилось. И эта мразь будет решать, жить мне или нет?! Мареев, очнись!! Пистолет!
Я перекатился на другой бок, выхватил свой верный «Макаров» и выстрелил. Меня ударили по руке, стараясь выбить оружие, но я не выпустил ствол и выстрелил еще, еще!
— Атас! Уходим! — скомандовал хрипатый.
Гоблины бросились врассыпную. Я разрядил им вслед всю обойму, но, кажется, так ни в кого и не попал. Обидно…
Попытавшись встать, я обнаружил, что не могу этого сделать: током пронзила боль в боку, голова загудела, как паровозная топка, и меня вырвало.
Полежав несколько минут, я попытался ползти. Это удалось, но с трудом. Меня плохо слушалась правая рука. Что-то мешало цепляться за землю. Я посмотрел на свою руку, сфокусировал взгляд… и увидел зажатый в ладони пистолет.
Долго я соображал сквозь туман в мозгу, что же теперь делать. Попробовал убрать оружие в кобуру, но не смог: мешал асфальт, не дававший просунуть руку под грудь. Еще подумал. Перевернулся на спину и наконец упрятал «Макарова» на обычное место. Полежал немного, борясь со вновь подступившей дурнотой, потом перекатился на бок… уперся всеми четырьмя… и встал.