Афера
Шрифт:
А вот следующий «товар», здоровенный молодой мужик с бабой, даже дал ему возможность взять дополнительный куш.
Владимир быстро набивал руку в этом деле, уже сам, выбирая «товар», оценивал его физические возможности и возраст. Богатыри оценивались вдвое выше, чем хиляки. Красивые бабы — иногда и вчетверо, смотря кто покупатель…
«Неужели теперь и он стал товаром?» — эта мысль саданула его под дых. Да с такой спиною он на хрен кому нужен. Только бы не в горы и не в болота. Там каторга. И только бы не на уголь и золото. Работы в штольнях
Хоть бы тот мужик хлеба этим тварям еще принес. Хоть бы не сквалыжился и не забывал, что крысы могут подпортить товар.
— Мужчина, — во все горло попробовал закричать Владимир, но раздался только сип.
…Дверь отворилась, и в камеру заглянул Крыс, с большими желтыми клыками, торчащими из пасти во все стороны. Он вытолкнул связанного Владимира на середину стола, за которым сидели огромные серые крысы, держащие в лапах ножи и вилки, и воткнул ему нож в поясницу.
— А-а-а, — не столько закричал от боли, сколько зарычал Владимир. — Я жить хочу!
— Жить хочешь, а что ж ты нам в последний раз старика старого-престарого доставил, — шипит в ответ Крыс. — Чуть зубы на его мясе не порешил.
Тусклый свет. Открыв глаза, Владимир увидел перед собой что-то знакомое. Присмотрелся — крыса обнюхивает его губы.
— Фу-у! — вскрикнул он и поднялся, упершись на локти. Крыса спрыгнула куда-то в сторону. Спина отпустила тоже, боли не чувствовалось. Но, погоди, и рука свободна? Точно. Значит, его отстегнули от батареи и сняли наручники. — Фу-у! — выдохнул Владимир с облегчением.
Попытался встать на корточки, не получилось. Обессилел. Может его сейчас отпустят? Дверь отворилась, в комнату вошла старая женщина и смотрит на него.
— Зубы золотые есть? — спросила она.
От ее слов Владимир почувствовал холодок.
Вслед за старухой в комнату зашел старик. В одной руке он держал то ли молоток, то ли топор, в другой — щипцы.
За ним ввалились еще двое — здоровый мужик и рыхлая моложавая баба. Кто они? Вроде знакомые? Точно, у бабы левая рука в крови, это тогда он ее кожу поцарапал наручниками, когда оттаскивал от мужа в соседнюю комнату. И на лице кровь. Да, это та самая Файка, которая не захотела поласкать нового хозяина и за это получила пару мощных затрещин.
Точно, она самая. Дура, хорошо — согласилась, сто баксов тогда заработал. А потом еще — еще… Лучше бы ее не продавал тогда…
Что это в ногах у них лежит? Гроб? Нет, корыто. Точно, то самое, в которое он бабку эту положил, когда в яму ее спустил. И лист железа, которым ее деда, перед тем как засыпать землею, накрыл. Точно, тот самый лист, весь ржавый, гнутый.
Зачем все это?
А у деда на поводке свора крыс, жирных крыс.
Зачем?
— Хлеб в магазине закончился, — говорит дед, — и нечем крыс кормить. Хотя вот Володька
— У меня целая челюсть золотая, возьмите, за нее вам еще хлеба дадут, — простонал Владимир.
— Это хорошо, а то думаю, зря щипцы взял, что ли? — хихикает дед.
— А может, не надо… — простонал Владимир. — Может, лучше я в прокуратуру пойду, повинюсь?
— Опять откупишься, — сказал пришедший с дедом мужик. — Мы уж лучше тебя здесь покромсаем чуть-чуть и разделим, чтобы крысам было что давать пожрать сегодня, завтра, послезавтра. Сначала ножки, потом ручки…
— Ой, не надо… — сипит Владимир.
— Да мы так, тихонечко, — успокаивает его дед и сует ему в рот щипцы.
— А-а-а! — кричит Владимир.
А у той бабы руки такие сильные, хватает Володьку за затылок, а дед щипцами за челюсти держит…
— А-а-а!
Владимир открыл глаза. Комната тускло освещена. За столом кто-то сидит и смотрит на него. Крыса! Нет, человек.
— Ну что, спина болит? — спросил тот.
— Нет! — тут же без промедления ответил Владимир.
— Будем говорить?
— Да. Конечно, я уже все обдумал, — затараторил Владимир.
— Сколько человек сгноил? Сколько продал? Кому? Кто их сюда привозил?
— Сиплый с Серым.
— Сколько? — грубо спросил незнакомец.
— Двенадцать.
— Почему тебя выбрали этим делом заниматься?
— Попался.
— На чем? — переспросил мужчина.
— На Таньке Земиной, — тут же, не теряя ни секунды, отвечал Владимир, боясь, что у мужика к нему пропадет интерес и он уйдет, оставив его наедине с крысами.
— Как?
— Земе не понравилось, как с ней танцевал, — оглядываясь по сторонам, ответил Владимир.
— Кто были первыми?
— Пенсионеры, дед с бабкой. Сами померли. Закопал их на лесопилке старой…
— Стоп! Уточни!
— Там раньше была лесопилка, это по дороге на поселок Пионерный. Там осталось одноэтажное здание с подвалом.
— Куда тебе доставляли людей, где их содержал?
— Там же. Но там им было хорошо, тепло, зимой печь топили.
— Продолжай.
— Потом люди были помоложе, мужик такой здоровый, молодой, с бабой. Это Федоровы были. Мужика сразу продал, кому — не знаю, сказали, что камни будет пилить. Бабу Файку памяти лишили сначала, а потом сдавали клиентам, потом кто-то совсем забрал ее.
— Точнее…
— А у вас хлеб есть? — сквозь слезы просипел Владимир. — Помогите, все расскажу. Файка на даче у одного работает.
— Дальше…
— Нет, это мой конец! — заревел, глотая слезы, Владимир.
— Ну, как хочешь, — мужчина встал.
— Да вы понимаете, как это страшно? Вы понимаете? Да у меня все записано на видео, сами увидите! На всех 17 дисках! Увидите его лицо и все поймете…
— А как деда с бабкой убивал, хоронил, тоже записано? — не меняя тона, спросил мужчина.