Аферист
Шрифт:
Николаич стоял передо мной, понимающе усмехался в усы. И лет ему так двадцать-двадцать пять максимум. А было шестьдесят три.
Я зажмурился, аж цветные круги поплыли перед глазами.
— Эй, плохо, что ли? Ну-ка ложись. Подставляй ягодицу, укол поставим. Пьёте всякую дрянь, потом отхаживай вас. Почему вчера не увезли в наркологию? Вы же видели, что не наш клиент?
Мне кололи что-то болючее, а я дышал глубоко и сосредоточенно.
Я за годы службы чего только не навидался. Никогда не говори никогда, такой был мой девиз. Бывает всякое. Поэтому сейчас я смотрел на
Врачица со свитой пошла дальше, а мне ничего не оставалось как прикидывать варианты дальнейшего развития событий и моего в них участия.
Как только появилась цель, я мобилизовался. Похмелье, хоть и дурное, отошло на второй план. Первым делом одеться, голышом далеко не уйдёшь. С Николаичем поговорить, он мужик с понятием. Осмотреться снаружи. А дальше по обстоятельствам.
Видимо, я снова вырубился, потому что пришёл в себя от очередной переклички.
— Граждане Новиков, Гололобов, Приходько, Мартиросян на выход.
— А я? — приподнялся я на локтях.
— Казаков, очухался уже? Ну вставай.
— Так идти? Мне бы одежду.
— Стыдно стало? Уже опозорился, поздно о стыде вспоминать, — ехидно ввернул Николаич.
Да похрен, не такой я и страшный в свои сорок пять. Прикрывшись руками, я попытался идти за остальными. Шлось с трудом. Качало из стороны в сторону, а главная беда — я себя не узнавал. Не узнавал длинных в кудрявых волосах ног, впалого живота и главное своё богатство тоже не узнавал. В первый миг я прифигел, но понял, как глупо смотрится голый мужик, изумлённо таращащийся на собственные причиндалы, и побрёл за остальными. К плану прибавился ещё один пункт — посмотреться в зеркало.
Как ни готовился я к любому результату, видеть в зеркале чужое отражение было шокирующе. Помятая физиономия, это понятно. Но то, что эта физиономия совершенно не моя и на добрых четверть века меня моложе, вот где вопрос. На меня таращился молодой пацан, который с бритвой едва знаком. На вид двадцать-двадцать два года. Худощавый, среднего роста. Европейский тип лица, волосы тёмные, коротко стрижены, особых примет нет.
Я поймал себя на том, что мысленно составляю ориентировку.
— Налюбовался? Забирай своё барахло, — пренебрежительно швырнули мне ком одежды.
— Это моё? — уточнил я.
А вдруг эти куцые брючки и клетчатая рубаха не первой свежести не мои всё же. Трусы-семейники, сто лет таких не носил, белая майка. Куртка опять же на широкой резинке по подолу. В ответ прилетело стандартное про алкашей. Понятно, значит мои. Придётся брать, что дают, не голышом же ходить.
После одевания полагалась лекция о вреде пьянства. Всех уже загнали в аудиторию, а я ещё копался. Так хреново с похмела мне ещё не было. А опыт у меня богатый. Так что с уверенностью могу сказать, что вчера это тело употребляло какую-то дрянь, имеющую очень отдалённое родство с этиловым спиртом. Меня колбасило по-страшному, поэтому я никак не мог попасть в рукава и застегнуться. Завязать шнурки и вовсе казалось невыполнимой миссией, поэтому я их просто упихал за борта ботинок. И вот я копался под неодобрительными взглядами технички, которая три раза прошла мимо, а дежурные Николаич с Барсуковым принимали очередного постояльца. Тот активно протестовал и нарушал общественное спокойствие, поэтому его вязали по рукам и ногам.
— Менты позорные! — орал гражданин.
— Держи его, держи, — пыхтел Николаич.
— Готово! — наконец выдохнул Барсуков и уселся на поверженного буяна.
Мне было видно его в то самое зеркало, куда я перед тем таращился, пытаясь постичь, что со мной приключилось.
— Что там? — спросил Барсуков.
— Документы на имя Дмитриева Петра Ивановича. Сантехник жэка номер пять.
— Плевать мне на документы. Деньги есть?
— Неа.
— У, жирный боров. А в штанах смотрел?
— Штаны с твоей стороны.
— Так, что тут у нас. Трёшка, рубь, ещё рубь о, пятёрка.
— Негусто. На оплату не хватит.
Барсуков повертел купюры, поделил их на двоих, и сунул свою часть в нагрудный карман.
— Ты чего? — изумился Николаич.
— Сам же сказал, тут даже на оплату вытрезвителя не хватит. А мы с этим боровом столько провозились. Считай, премия за труды.
— Ты это брось, так же нельзя! — пытался протестовать Николаич.
— Да перестань. Я же говорил, тут можно неплохо зарабатывать.
— Это не заработок, это воровство. А если он пожалуется?
— Кто? Этот? Да он же не соображает ничерта. Завтра он и не вспомнит, сколько пропил, а сколько потерял. Так что не бойсь. Бери.
— Нет, Миша, я так не могу. Сейчас доктор придёт…
Я так напряжённо вслушивался, что завалился вместе с лавкой в угол. На грохот примчались доблестные стражи.
— Опаньки! Это ж тот мультик. Ты почему не на лекции?
— По-моему, рано его отпускать, — скептически прокомментировал Николаич мои барахтанья.
— Нормально, — справившись с лавкой, встал я. — Где тут ваша лекция?
— Знаешь, чего, иди-ка ты отсюда подобру-поздорову.
— Погоди, он ещё не расписался поди. Гражданин, пройдёмте.
Барсуков вывел меня к стойке дежурного.
— Валентина Васильевна, гражданина оформите, домой его отпускаем.
— А лекцию прослушал?
— Прослушал. Только не расписался. Выдайте его вещи, ключи-кошелёк, что там при нём было.
— Как фамилия?
— А он без фамилии поступил. По номеру ищите — тридцать шесть.
— Кто заполнял журнал? Пишут, что попало. Почему начёркали? Сумма какая? Было семьдесят пять рублей, зачёркнуто, двадцать пять.
— Двадцать пять там было. Ошибка, потому и зачёркнуто, — уверенно вступил Барсук, тыкая пальцем в журнал. — Сейчас проверим. Открывай кошелёк.
С заклёпкой я с горем пополам справился, а считать содержимое было выше моих сил. Это не мой кошелёк, и внутри не мои деньги. И вообще не наши российские. Это советские, образца шестьдесят первого года. Барсук нетерпеливо выхватил у меня купюры, пересчитал.