Аферист
Шрифт:
— Идём, — сосредоточенно потянул меня за собой Боря.
Кажется, у него на меня планы, и это взаимно.
Хата оказалась нехилой такой сталинкой, с высокими потолками и просторными комнатами. А я знаю этот дом. В нём однажды расчленёнка случилась, и мне пришлось опрашивать жильцов. Казалось бы «профессорский дом», а люди в нём как на подбор со странностями и каждый со своими причудами. Особенно запомнилась бабка, бывшее светило науки, у которой квартира была захламлена от самого входа. В комнате сесть негде, все поверхности, включая пол, были заняты горами макулатуры. Её соседка просветила меня, что та полвека проработала лаборанткой в институте, и таскала домой все дипломные и курсовые работы студентов. Искренне считала их научным достоянием, поэтому устроила такой вот архив дома. Ещё там жил
Памятный дом, в общем. И если так посчитать, может оказаться, что те люди уже сейчас живут в нём. И убийца, и убитый. И их экстравагантные соседи. Но мы пришли в другой подъезд. И слава богу. Хотя все они сообщаются на уровне седьмого-восьмого этажей, имеют общую рекреацию и зимний сад.
В квартире, куда привёл меня Борис, я сбился при подсчёте комнат. Шесть вроде бы. Или это пять?
— Откуда такой шик? — резонно поинтересовался я.
— От предков, — скривился Боря. — Дед у меня великий химик. Мать пошла по его стопам, преподавала, но как вышла за отца, так решила из института уйти. А чтобы квартиру не потерять, прописала меня к деду и заставила идти на химию. А сама с батей по стране колесит, он у меня военный. В общем, давай не будем об этом, больное место. Ты мне ещё что-нибудь расскажи.
Хорошо, что пришли музыканты, которые сегодня собирались выступать, и отвлекли хозяина от меня. Я даже поспать успел. В одной из комнат стоял чудовищный диван с высокой деревянной резной спинкой, вот на нём и прикорнул. А разбудили меня звуки шагов и голоса. Зрители начали подходить, и Боря метался между всеми ними, пытаясь разместить, собрать плату и чаем ещё напоить. Фанатизм до добра не доводит.
Добровольной помощницей ему служила моя знакомая незнакомка, исполнявшая роль гостеприимной хозяйки. Я сначала обрадовался, потом резонно заподозрил близкие отношения между этими двумя. Но как-то не вязалась у меня эта яркая девушка по имени Роза с таким задохликом Борей. Хоть он и отрицает всячески причастность к науке, но если на лбу написано «ботан», это не сотрёшь. Даже странно, что такой ботан, как Боря, оказался способен на такие вызывающие сборища. Это ведь архинезаконно. Окажись среди посвящённых крыса, и накроют всю компашку. Могут и срок припаять. Даже на склоне СССР за подобные деяния садили только так.
К полвосьмому в квартире было не пробиться от дымящего народа. Топор можно вешать. Я поймал Борьку буквально за шкирняк и потребовал закрыть дальние комнаты. Нефиг чужим в них делать. Вообще-то у него паркет и антиквариат, цацки всякие по полкам стоят. Вот пацан безголовый, обнесут только в путь.
Музыканты, трое ребят Борькиного возраста, что-то уже поигрывали. Нормальная гитара была только у одного из них, но народу и этого хватало. Играли нечто собственного сочинения и немного из Аббы. В гостиной негде было яблоку упасть. Я попытался сосчитать по головам, насколько рентабельно подобное мероприятие. По трёшке с носа, я насчитал больше сорока человек. Сто двадцать-сто тридцать рублей. Из них артистам придётся отвалить не меньше половины, а скорее процентов восемьдесят. Остаётся примерно студенческая стипендия и засранная квартира в придачу. Стоит оно того? Борька был уверен, что стоит. Достаточно было посмотреть на его счастливую рожу.
Я уловил момент, когда Роза осталась на кухне одна, и молча присел рядом на обеденный стол. Свободной посуды не оставалось, этот балбес даже старинный сервиз из буфета достал. Сидячие места тоже все стащили в комнату. Поэтому мы сидели рядышком на столе, болтали ногами и слушали пронзительную мелодию из соседней комнаты. А вот эта совсем даже неплоха. Надо поинтересоваться фамилиями пацанов, вдруг кто-то из них в будущем пробьётся на большую сцену.
— Откуда ты знаешь Борьку? — спросила вдруг Роза.
— Познакомились сегодня, — пожал я плечами. — А ты?
— Наши родители дружили. Он мне как брат. Друг, проверенный временем и обстоятельствами.
Я хотел придвинуться поближе, но тут мелодия закончилась, после бурных аплодисментов был объявлен маленький перерыв, и все побежали по туалетам и курить. Будто до того они не курили.
— Сэв, идём, — примчался Борис. — Я договорился, тебе дадут гитару на одну мелодию.
— Да зачем? И так же всё прекрасно прошло.
— Надо, Сева, надо.
Вот жучила. Я думал, он уже забыл за всеми хлопотами. Оказалось, нифига. Может зря я его списал со счетов? Хватка-то всё-таки есть.
Моё выступление было завершающим, я халтурил и сокращал, как мог, потому что восемь минут не выдержал бы никто — ни слушатели, ни мои неприспособленные руки. В итоге оригинальную версию Ктулху я урезал до трёх минут. Этого оказалось достаточно, чтобы меня весь оставшийся вечер донимали расспросами про зарубежную жизнь и музыку.
Вечеринка длилась до поздней ночи, и народу к концу оставалось человек восемь самых стойких. Музыканты свинтили одними из первых, прихватив гонорар. Потом частями, по двое-трое, начали выпускать гостей. Оставалось около трети, и все были знакомы друг с другом. Тут были и одногрупники Бориса, и друзья детства, как моя Розочка. После выступления она посмотрела на меня новыми глазами, так что я не сомневался, как закончится вечер.
Сколько было выпито водки, не знаю. Много, судя по бутылкам, которые мы собрали наутро. О, вот и потенциальный приработок. Двадцать копеек за бутылку, а тут их целый ящик поди.
Я пить совсем не хотел, мне сегодняшнего похмелья хватило, а завтра опять надо придумывать, как жить. Хотелось бы, чтобы голова полноценно участвовала в процессе обдумывания, а не служила больной помехой. Поэтому я больше наблюдал за Борькиными друзьями и прикидывал, кто из них чем может быть полезен. Выходило, что почти никто. Химики-физики и прочие лирики. Детишки, изображающие взрослых. Они глушили водяру в немереных количествах, рассуждали о судьбах российской культуры и ругали советский строй. Я умилённо внимал им. Скоро узнаете, почём фунт лиха, как-то тогда запоёте?
Среди присутствующих оставалось всего три девицы на пятерых парней. Одна — Крис, дочка партийного функционера. С непримечательным лицом и фигурой, но вызывающе броская, в ярких шмотках, клипсах и макияже. Курила и материлась как сапожник. На неё с восхищением смотрели все парни. Вторая девушка — Геля — глупо хихикала над всеми шутками без разбору. Пустышка. Даже при смазливом кукольном личике я таких не люблю.
Не знаю, как делили оставшихся, а мы с Розой нашли большую спальню, где и уединились. Так закончился первый день моей новой жизни. Не так и плохо — в тепле, сыт и с податливой девчонкой под боком. Завтра будет новый день, в котором придётся решить главную задачу — документы.
Глава 4
Розочка оказалась девушкой с историей. При ближайшем знакомстве выяснилось, что она старше, чем могло показаться. Двадцать семь лет. Я таких люблю, они уже не дуры, но ещё не настолько потасканы жизнью, как те, кому за. А ещё в ней чувствовалась какая-то печаль и тайна. Ночью, после жаркого секса, она плакала у меня на груди и рассказывала свою историю. Многих женщин тянет поговорить после близости, давно замечено. Говорят, и мужики такие есть, но я всегда в роли исповедника. Обычно женщины рассказывают о сволочах бывших, о мужьях и детях. Роза не стала исключением. Впрочем, история была достойна криминальной драмы.