Аферист
Шрифт:
— Умеете вы задачку загадать, Всеволод Иванович, — буркнул Салицкий.
— Срочно, жду! — нажал я на отбой и вернулся в кабинет.
При виде меня красные и потные завком Масько и Людочка отцепились друг от друга и дружно полезли под стол, куда свалили бумаги за время своей безмолвной, но стремительной потасовки. У Масько поперёк физиономии наливались багровым четыре царапины. Людочка распутывала крупные бусы из искусственного жемчуга на красной шее и автоматически обмахивалась листом из альбома, вырванным с мясом.
— Что это?! — рявкнул
Мизансцена больше располагала к ржачу, но расслабляться было рано.
Я отобрал у Людочки её импровизированное опахало и поманил у Масько листы, добытые им из-под стола.
— Он хотел сбежать.
— Я?! — возмутился завком. — Я пытался её остановить, она хотела уничтожить важные улики. Вот!
Он с гневом протянул мне смятые листы бумаги, выдранные, судя по всему, из гроссбуха.
— Уже не смешно, — сообщил я обоим.
Где там черти комсомольцев моих носят? Сами со своей шайкой-лейкой пусть разбираются. Половину работы я за них уже сделал — вскрыл вопиющие факты из жизни профкома. Остальное дело рук утопающих. У меня ещё детдом на очереди.
Рассадив противников по разным торцам длинного стола, сам я устроился посередине с гроссбухом. Предсказуемо, из этой китайской грамоты ничего не понял, зато мысленно прибавил к штату помощников переводчика с бухгалтерского на русский.
Минут через десять Людочка опять начала подзуживать начальника, комментируя вслух свои признания, которые излагала на бумаге.
— После завком Масько обещал жениться, но обещание не сдержал.
— Склоняла к воровству кассира с первого дня, — в отместку проговорил начальник.
— Эй, голубки! Молча пишем. Три минуты даю, потом собираю сочинения.
Надоели. Если комсомольцы не прибудут через пять минут, изымаю материалы и передаю в органы. Всем комбинатом не отмоются.
— А если я не успею? — проблеял Масько.
— Тебе же и хуже. Людмила-то всё успеет, и про себя, и про тебя. Но это уже не будет чистосердечным признанием.
Обратный отсчёт пошёл. Я сложил в стопку журналы, послушал шумы из коридора. Показалось или идут? Идут.
Секундная стрелка пошла на последний круг, когда раздался решительный стук, и в дверь ввалилась группа товарищей.
— Добрый день! Вы Казаков? — спросил меня главный.
— Одна минута, — объявил я подследственным и позвал мужика в предбанник.
— Что здесь происходит? — испытующе взглянул он на меня.
Чем-то на Салицкого похож. Глаза умные, смотрит прямо. Пожалуй, можно на него положиться.
— Мы с Юрием Михайловичем занимаемся делом пятого детдома. Установлено, что шефская помощь вашего комбината доходит не в полном объёме. По результатам очной ставки вскрыты факты присвоения собранных работниками средств. Установлены трое виновников. Сейчас те двое допишут признательные показания, ознакомитесь с материалами.
Я взглянул на часы. Минута подошла к концу.
— Идёмте.
— Подождите. Зачем вам понадобился комсомол?
— Ваши работники по сути обкрадывали своих товарищей, коллектив имеет моральное право решать их судьбу. Как только товарищеский суд вынесет решение, сигнальте, мы присовокупим его к следственным материалам. Да, присмотритесь к заместителю по административно-хозяйственной части. Очень, очень советую.
— Что, он тоже?
— Расспросите Людмилу, много интересного узнаете.
Дальше я зачитывал вслух заявления подопечных, а комсомольцы прозревали, насколько всё запущено в их датском королевстве. Покончив с этим делом, я не отказал себе в удовольствии понаблюдать за разгорающимся скандалом в благородном семействе. Обо мне все забыли, такие вопли стояли в кабинете. Возмущённые комсомольцы горячились и требовали суда над виновниками по всей строгости закона, более мудрый комсомольский вожак пытался утихомирить разошедшуюся молодёжь, пока она не устроила мордобитие.
Убедившись, что виновные не уйдут от наказания, я уже подумывал смыться по-английски, но задержался у портрета, висящего на почётном месте. Ба! Да это же Борькин дед. Дома тоже его портрет висит. Он разве не в институте преподавал?
— Не видит Лев Абрамович, до чего мы докатились. При нём бы не посмели так бессовестно воровать.
— Знали его?
— Кто ж не знает академика Лифшица? Он химфак возглавлял. Да что там, если бы не он, мечты о комбинате так и остались бы мечтами. Отстоял проект, до самых верхов дошёл. До сих пор его ученики на производстве работают. Да, были люди, гиганты! У него вся семья химики, и отец его, и дочь, внук тоже по стопам пошёл, говорят. Как его бишь…
— Борис. Они и внешне похожи.
— Точно, Борис. А вы откуда знаете?
— Работа такая. Разрешите откланяться. Дела. Если вдруг возникнут сложности с вашими подследственными, обращайтесь. Юрий Михайлович знает, где меня найти.
Кстати, о нём. Надо бы поблагодарить за помощь. Вовремя комсомольцы подоспели.
Уходя, я позаимствовал главное изделие комбината — отличный клей. С помощью этого тюбика я быстро и эффективно улучшу жизнь детдомовцев. Я же обещал им коробку для жалоб и предложений. Небольшой клочок бумаги, одно слово и размашистая подпись. Опечатано! Лёгким движением руки пустующий аквариум на входе превращается в эффективное оружие. А чтобы у персонала не было соблазна применить его не по назначению, поставлю-ка я бойца.
— Юрий Михайлович, звоню поблагодарить, — начал я издалека. — Выручите ещё раз, в долгу не останусь. Человечка бы мне, а лучше пару.
— Побойтесь бога, Всеволод Иванович! Сами зашиваемся перед парадом. Нет сейчас свободных людей. Самому бы кто одолжил десяток-другой. Горим.
— Что такое?
— А, городское хозяйство удружило. Приспичило им трубы на подступах к площади менять, перекопали всё. И обратно закапывать не собираются — экскаватор в ремонте. А у нас послезавтра в этом месте парадным маршем колонна должна идти. Как это по-вашему называется?