Аферист
Шрифт:
— Егор! — рявкнула она из окна, когда я был ещё на подходе.
Обычно так домохозяйки обращаются к нерадивому мужу или сыну-двоечнику. Я не был ни тем ни другим, поэтому резонно проигнорировал рык и спокойно поднялся на этаж.
— Егор! — перегородила решительно настроенная женщина площадку. — Ты почему дома не ночевал?!
Напрасно, напрасно она так. Я ведь могу и ответить.
— Чего молчишь?
— Думаю, вас сразу огорчить или повестки дождаться?
— Какой повестки? — выпучила соседка глаза.
— В милицию, вестимо. За соучастие в ограблении
— К-как?
— Т-так. Кто им дверь открыл?
— Егорушка, да ведь я вспомнила. Милиция это была, точно милиция. Строгие такие ребята. А про форму это Генка напутал. С бодуна был, чего с него взять-то.
— Э нет, тётя Маша, не было никакого обыска, чистой воды грабёж.
— Но ведь ничего не пропало.
— Откуда вам знать?
— Да ведь я опосля них проверяла, всё ли на месте. Хрусталь стоит. Вазу разбили разве что. Я и не догадалась осколки сохранить. Замела, да и вынесла сразу. Телевизор твой в починке, ты же помнишь? Генка сказал, с головой у тебя неладно. Ковёр на стенке цел. И даже иконка бабушкина с серебряным крестиком, что за ковром спрятана, уцелела. Что ещё ценного? А, радиоприёмник. Но ты мне его сам давал.
— Складно поёте, — оценил я вдохновенный спич соседки.
— Это я пою?! — взвизгнула она. — Говорили тебе, не доведут до добра эти ваши разговорчики. Чего теперь обыску удивляться?
— Какие разговорчики? — насторожился я.
— С дедом Матвеем. Весь двор слышал, как он тебе на советскую власть жалуется. Это тоже не помнишь? Ну, дело твоё, а только органы всё видят и слышат. Уши-то и у стен есть.
— Ага, особенно, если кто-то у этих стен с чашкой подслушивает. Угомонитесь, я навёл справки, не было никакого обыска.
Тётя Маша поперхнулась воздухом, которого набрала полную грудь, чтобы продолжить атаку.
— Как не было? — растерялась она. — Не было обыска?
— Нет.
— А… а как же…
— Я говорю, как, а вы своё твердите и не слышите. Не бы-ло. Я узнавал в органах.
— Ну откуда ж мне-то было знать?!
— Ниоткуда, верно. И на старуху бывает проруха.
— Что же теперь будет, Егор? Ты заявление в милицию подал? За мной придут?
— Ничего я не подавал. Сам разберусь. Мне главное узнать, за чем они приходили и нашли или нет то, что искали. Вы точно ничего полезного не слышали через стенку?
— Ну, ругались, матерились даже. А один, у него голос такой глухой, лающий будто, предложил забрать что-нибудь ценное, чтобы компенсировать убытки, которые начальство понесло по твоей вине. Тут я не выдержала, взяла Генку, позвала Нюру и побежала стучать в дверь.
— Ясно.
— Егорушка, прости старую больную женщину.
— Тётя Маша, идите-ка вы… к себе домой.
— Да-да, пойду, а то заговорилась тут с тобой. А там передача сейчас начнётся. Я приёмник принесу попозже. После радиоспектакля, ладно?
— Оставьте себе, — махнул я рукой. — Некогда мне радио слушать.
После взломщиков найти искомое оказалось непросто. Бумаги с книгами вперемешку горками лежали на полках шкафов, на полу и на столе. То, во что я в прошлый раз мельком заглянул, было какой-то заумной хренью. Вряд ли это статья в газету, скорее работа аспиранта. Он тут диссертацию ваял, что ли? Про какие-то ценности и сохранение художественного наследия прошлого.
На слове «ценности» моё чутьё сделало стойку. Если где-то запахло деньгами, а результат нам уже известен, то на выходе получим преступника, которому было выгодно устранение Егора. И обыск в эту формулу вполне вписывается.
Я пособирал разрозненные листы, исписанные корявым почерком моего предшественника, и попытался сложить их по порядку. Экий он бестолковый был. Не мог номера листов подписать? Гадай теперь. Из тех отрывочных каракулей, что удалось прочитать, было ясно одно — речь о музеях. А если мои взломщики искали что-то маленькое, напрашивается вывод — антикварная цацка. Почему антикварная? А какая ещё? Не портрет Ильича же. И не медаль победителя соцсоревнования. Хватило ли у Егора ума спрятать её понадёжнее, чем в секретере или в кухонном шкафчике?
Ну что же, круг поисков сужается, это радует. И этот мужик из отдела по культуре опять же вписывается в схему. Коррупция, будь она не ладна, везде и всегда коррупция. Никогда не было, и вот опять. В прошлой жизни я на этом погорел, надо бы поосторожнее на этот раз. Кого бы мне заслать в областную культуру, чтобы не мелькать лишний раз самому?
Ответ нашёлся ещё до того, как я начал всерьёз его обдумывать. Зазвонил телефон.
— Егор? Это Алла, — сообщила мне трубка имя стрелочника.
Клин клином вышибают. Наша мадам с коррупционным будущим поможет мне с коррупционерами настоящими.
— Рад звонку, — усмехнулся я.
Глава 18
— Здравствуйте, Алла Викторовна. Вызывали? — подпустил я ехидства в голос, переступая порог редакции.
— Зачем ты так? — устало потёрла переносицу моя жертва.
Зачем я так? Есть причины, госпожа Темникова. У меня на твой счёт масса планов, один интереснее другого. Хочу, понимаешь, взяться за твоё перевоспитание. Глядишь, и не посмеешь баловаться коррупционными схемами в будущем. Хочу также использовать тебя и твои связи для сугубо личных и немножко общественных целей. Хочу тебя кинуть и подставить, можно одновременно, чтобы и на бабки, и в глазах общества уронить ниже плинтуса. Чтобы точно не взлетела и не получила власть в руки. Хочу тебя…
Меня раздирало от противоречивых чувств. Я ненавидел эту женщину и в то же время боялся заглядывать ей в глаза. Эти глаза выворачивали мне душу. Сказать, что вчера я испугался — ничего не сказать. Не ожидал такого предательства от собственного тела. Руки трясутся, загривок вспотел, во рту пересохло. А сегодня так и тянуло оказаться рядом, схватить в охапку, повторить тот вчерашний удар молнии, чтобы до самых печёнок проняло. Докатился.
Сколько через мои руки прошло бытовухи на почве отношений между мужчиной и женщиной — не счесть. И каждый раз я дивился, как можно потерять разум и человеческий облик из-за безответной любви или измены.