Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Шрифт:
Слева на горизонте проступили контуры гор, кажущиеся аппликацией из серой бумаги, наклеенной на бледно-розовый фон. Вставало солнце, и мир вокруг нас постепенно приобретал объем и цвет. Дорога змейкой плавно поднималась вверх, и вскоре нашим глазам открылся чудесный вид на равнину, окутанную нежнейшим туманом и струйками дымков, которые, поднимаясь вверх, будто натыкались на невидимую опору и растекались призрачным матовым пятном, как мыльная капля на поверхности воды.
Я пребывал в том состоянии обманчивой эйфории, которое всегда вызывает во мне природа. Сознание не воспринимало иную реальность, кроме той, которая была очевидна.
Когда окончательно рассвело, мы прогрохотали по разбитой дороге какого-то городка, где с обеих сторон нам махали и свистели полураздетые и немыслимо грязные пацаны, торгующие дынями и зеленью. За пыльными деревьями я успел разглядеть серый дувал, за которым колыхались пятнистые маскировочные сети, выпирали углы какой-то боевой техники, прохаживались вооруженные солдаты, затянутые в панцирь бронежилетов. Здесь намного сильнее чувствовалась близость войны.
Городок остался позади. Я глянул на часы: семь пятнадцать. Водитель, заметив мое движение, успокоил:
— Успеем.
Дорога была ровной, как след трассера, и относительно гладкой, стрелка спидометра постоянно дрожала под цифрой восемьдесят. Мы взлетели на слабый подъем, как вдруг перед спуском водитель нервно дернулся и надавил на педаль тормоза. Я едва успел во что-то упереться ногами, иначе припечатался бы к лобовому стеклу, как кленовый листок к окну в грозу.
Грузовик съехал на обочину, подняв тучу пыли, водитель что-то забормотал на своем и оглянулся назад. Я только сейчас заметил, что с противоположной стороны дороги к нам не спеша идет необычно одетый человек в темном пиджаке и рыжем бушлате, накинутом на плечи. Из одного рыжего рукава вместо руки торчал черный автоматный ствол. Человек был сильно небрит, покрасневшие воспаленные глаза смотрели спокойно и холодно. Он бесцеремонно открыл кабину, посмотрел на меня, на водителя, лениво буркнул «Салам алейкум», после чего вялым жестом показал, чтобы мы оба вышли из машины, и пошел вдоль кузова, осматривая борта.
Водитель скривился, как от боли, и тихо заскулил.
— Кто это? — спросил я.
— Кто-кто! — передразнил он меня. — Бандиты! Хапуги! Так называемая местная самооборона… Сейчас будем работать на них.
— Что значит — работать?
— Увидишь.
Он спрыгнул вниз, и я последовал за ним.
К человеку со стволом вместо руки присоединился второй, не менее небритый, но с настоящими руками. Глянув на меня, он о чем-то спросил водителя, тот ответил, махнув куда-то в сторону. Я разобрал только слово «Куляб». Двурукий, как само собой разумеющееся, показал мне на несколько ящиков, лежащих на обочине:
— Грузи в кузов.
Вел он себя, конечно, нагло, но сила была на его стороне, и перед автоматом я не стал объяснять, что он не прав. Ящик оказался намного тяжелее, чем выглядел. Похоже, он был набит железными болванками. Я подтащил его к машине, вплотную подошел к двурукому, так, что ящик уперся ему в пах, и показал глазами, что не стану возражать, если он поможет закинуть его наверх. Однако тот
— Сам работать будешь, понял, ишак?
С каким наслаждением я въехал ему кулаком по переносице! Пока тот не успел поднести ладони к лицу и закрыться, вдогонку добавил левой — по уху. Этих ударов оказалось вполне достаточно, чтобы уложить двурукого на землю.
— Бля! Прибью! Сука! — заорал его сородич, подлетая ко мне с рукой-стволом. — Я табе щас кишки випущу!
— Он начал первый, — ответил я и, показывая, что очень раскаиваюсь в случившемся, вздохнул и пошел к очередному ящику. Мой водитель, надрываясь под ящиком, глянул на меня испуганно-уважительно и, сравнявшись со мной, шепнул:
— Не надо так больше, хорошо?
Между тем воспитательный прием оказал свое положительное воздействие. Двурукий хоть и вяло, почти символически, но приобщился к коллективному труду и, когда я в очередной раз подошел к кузову с ящиком, помог закинуть его наверх.
Мы с водителем вернулись в кабину. Я оглянулся и увидел в кузове, на ящиках, человека в рыжем бушлате.
— Все в порядке? — спросил я.
— Какое там в порядке! — водитель ударил по «баранке» и посмотрел на часы. — Ай-я-яй! Два часа осталось, а надо сначала в Кангурт заехать, ящики эти завезти, а потом только в Куляб. Не успеешь.
Однорукий постучал по крыше кабины и показал стволом, что пора трогаться. Я высунул голову из окна:
— Послушай, дружище. Давай сначала залетим в Куляб, а оттуда уже куда тебе надо.
— Кангурт, — немногословно ответил однорукий.
Водитель завел машину, тронул меня за руку:
— Он в Куляб не поедет. Там повсюду посты, милиция… Ай-я-яй! Я же говорил тебе!
— Он с тебя и в Кангурте не слезет. Будешь возить их грузы столько, сколько им надо…
— Да я знаю!
— Ладно, поехали. Что-нибудь придумаем.
Грузовик набрал скорость, и мы помчались по той же дороге. Я оглянулся. Человек поднял воротник, сунул руки в рукава, прячась от холодного встречного ветра.
— Прибавь-ка еще, — сказал я.
Мы снарядом неслись по трассе. Я снова обернулся. Сзади никого. Впереди встречных машин тоже не видно.
— А теперь давай поменяемся местами, — сказал я.
Водитель мельком глянул на меня, но ни о чем не спросил. То ли он догадался, что я хочу сделать, то ли ему было все равно — настолько безвыходной казалась ситуация.
Он отпустил педаль подачи топлива, выдвинул обе ноги в мою сторону. Я по сиденью перебрался на его место, перехватил руль и, когда водитель переполз на мое место, поставил ноги на педали.
— Ну, держись покрепче!
Я рванул руль в сторону. Грузовик на скорости метнулся на встречную полосу, оттуда, едва не встав на два колеса, вправо и снова влево, после чего я ударил по тормозам. Я не видел, что там грохотало в кузове, но был уверен, что нашего нахального пассажира здорово помяло тяжелыми ящиками.