Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Шрифт:
Полковник привстал со стула и поцеловал девушке руку.
— Очень приятно. Игорь Алексеев. Кирилл не рассказывал вам обо мне? Мы вместе служили в Кундузе. Он был старшиной разведроты, а я — начальником штаба батальона.
Валери начала скучать. Мы с Алексеевым приговорили вторую бутылку коньяка, и он принялся таинственным шепотом рассказывать мне, что научился жить красиво, но кто-то его начинает душить, а он так просто сдаваться не намерен и всю мразь скоро выведет на чистую воду. Я ничего не понимал. Валери куда-то пропала. Я распрощался с полковником,
Когда я поднялся наверх и завалился в наш номер, Валери сидела в кресле с книжкой в руках. Взглянула на меня, и усмешка пробежала по ее губам.
— Здорово ты набрался. О чем это вы с ним так долго трепались?
Меня это задело. Я подошел к ней, выбил из ее рук книгу и, глядя ей в глаза, произнес:
— О красивой жизни. И вообще, это не твое дело, это военная тайна. Ты мне не жена. Ты вообще непонятно кто… Я не прав? Ну скажи, кто ты? Что ты замышляешь?
Валери молчала.
— А-а, вот видишь! Молчишь. Потому что признаться страшно.
После этого я, не раздевшись, рухнул в кровать и долго лежал неподвижно, притворяясь спящим, наблюдая за Валери через щелочки век. Она читала, изредка кидая на меня взгляды. Потом положила книгу на кровать, встала, тихо подошла к телефону, набрала номер и сказала, прикрывая трубку рукой:
— Мы прилетели, Низами Султанович.
Видимо, ей что-то говорили; она молчала, лишь сказала «Хорошо» перед тем, как опустить трубку на телефон.
Я взвился на кровати, как удав:
— Кому ты звонила?
Она вздрогнула, по ее лицу пробежала тень испуга.
— Фу-ты, напугал! То лежит, как покойник, то вскакивает как при пожаре. Адвокату я звонила. Рамазанову. Сказала, что мы прилетели.
— А я подумал, что в морг, — ответил я.
— Если ты будешь так напиваться, то не исключено, что придется звонить и в морг.
Я взревел, как разъяренный зверь, швырнул в нее подушку, потом схватил Валери в охапку и повалил на кровать. Трудно назвать то, что я с ней вытворял, проявлением любви, но Валери осталась довольна мною, хотя утро было для нее хмурым и ей пришлось класть на глаза примочки из заварки.
Я же чувствовал себя прекрасно, сделал на балконе зарядку, полюбовался на парк, который пышным зеленым ковром расстилался под окнами гостиницы, откуда доносилась восточная музыка и веяло запахом горящих углей — шашлычники и пловщики начинали готовить.
— Я умираю с голоду! Эти запахи могут свести с ума!
Валери вытиралась махровым полотенцем, глядя на меня с любовью и легким укором.
— Первый раз вижу мужчину, который хочет есть на следующее утро после пьянки.
— Ты плохо знаешь мужчин, милая. А впрочем, это не худшее твое качество.
— Ты хорошо помнишь вчерашний день? Провалов в памяти нет?
— Кажется, сегодня мы должны встретиться с Алексеевым… Точно! — Я хлопнул себя по лбу и полез в нагрудный
В кармане рубашки ее не оказалось, и я обыскал брюки.
— Куда я ее подевал?
— Странно, что ты вообще вернулся с головой… Зачем тебе визитка?
— Там был записан номер его комнаты… Четыреста пятнадцатая, кажется. Ладно, найдем!.. Послушай, ты мне так и не рассказала, что сказал Рамазанов.
— Сказал, ждать. Нас вызовут.
— И долго ждать?
— Не думаю.
— Я чего беспокоюсь — как у тебя насчет средств к существованию? — Я потер пальцами невидимую щепотку. — Мне много не надо, но на халяву могу потерять совесть и загулять.
— Не надо беспокоиться. — Валери погрозила мне пальчиком. — Никаких загулов не будет.
— Послушай, ты ведешь себя так, как будто ты — моя жена.
— А разве ты не хотел бы, чтобы я стала твоей женой?
— Это провокационный вопрос.
— Когда мужчин принуждают ответить четко и вразумительно «да» или «нет», они всегда увиливают в сторону и придумывают несуществующие провокации.
— Да или нет — тебя принципиально не интересует, потому что ты безразлична ко мне. Но тебе хочется ясности, хочется знать меня вдоль и поперек, как прочитанную книгу, чтобы прогнозировать мои поступки. Но мне, — я взял баллончик с пеной для бритья, выпустил струю на щеки и стал растирать кисточкой, — но мне этого совсем не хочется. Не только женщина должна быть загадочной.
— Ты считаешь, что в тебе недостаточно загадочного?
— Я считаю, что у каждого человека должен быть маленький такой мирок, недоступный для других. Чувства лучше прятать именно там.
— Ах, вот как! — вспыхнула Валери. — Оказывается, ты бессовестный лицемер!
— Лицемерие, милая, это когда мы выдаем одни чувства за другие. А когда мы их просто глубоко прячем, это элементарная предусмотрительность, что не противоречит этике.
— У тебя философия толстокожего бегемота. Господи! — Валери сложила ладони лодочкой и закатила глаза вверх. — И этого человека я почти любила!
Мы занимались словесными перестрелками довольно долго, пока чувство голода не выгнало нас из номера в поисках пищи. У лифта я внезапно хлопнул себя по лбу.
— Стоп! — скомандовал я. — Задний ход! Я оставил в номере куртку.
— А зачем тебе куртка? Жара на улице.
— Я использую ее в качестве подстилки. Кинул на траву — и вперед!
— Я жду внизу, — сказала Валери, потому что дверки лифта уже раскрылись перед ней.
Войдя в комнату, я закрыл дверь на замок, сел рядом с телефоном и набрал по памяти номер, по которому Валери звонила вчера вечером. Запоминать цифры несложно, если уметь их систематизировать. Две крайние — двойки — символизируют нас с Валери, а внутреннюю пару — тройку и четверку запомнить совсем просто — я так учился в школе и потому до сих пор вляпываюсь во всевозможные авантюры. Главное — вовремя придумать образы под цифры, и запомнить можно все, что угодно.