Афганский кегельбан
Шрифт:
— Было, гражданин начальник! — вздохнул Сенсей. — Продали вы свою генеральскую честь за двести тысяч «зеленых»!
— Извиняюсь, Алеша-сан, я этих денег в глаза не видел! — осклабился Луговой. — А потому офицерская честь осталась при мне. Но мне, между прочим, вести Микутавичуса предлагало не прямое московское начальство с Лубянки, а иные люди, которые очень не хотели, чтоб изделие «Фетиш» куда-то уехало, хотя бы в виде чертежей и формул.
— Так вы меня этой конторой давеча пугали? — хмыкнул Сенсей. — Неужели не боялись, что я там начну насчет ваших претензий показания давать? На пушку брали?!
— Ну, чем я тебя
— А почему же я с ними не улетел, а? — скрипнул зубами Сенсей.
— Да потому что тебе надо было кое-что узнать у гражданина Микутавичуса. Например, то, за каким лешим процветающему в области науки и техники Западу нужен советский проект, к тому же без малого пятнадцатилетней давности. А так же — реальную стоимость того, за что он тебе какой-то жалкий миллион отдать собирался.
— Ну вы и фантазер, Павел Трудомирыч! — неожиданно расхохотался Сенсей. — Ей-богу, даже интересно стало. Значит, по-вашему, я этого самого Микутавичуса затащил в какой-то подвал, подвесил на дыбу и стал ему пузо утюгом гладить? А потом, когда он раскололся, утопил в выгребной яме, сел на тачку и погнал к железной дороге до подходящей станции, чтоб приехать сегодня утром якобы из Москвы?
— В общих чертах, — хмыкнул Луговой, — примерно так. Кроме некоторых нюансов. На дыбу ты Микутавичуса не подвешивал, утюгом не гладил и в выгребной яме не топил.
— А что же я с ним сделал? — захлопал глазами Сенсей.
— Ты ему какую-то химию засандалил, типа пентотала натрия или чего-то более новенького. Воля парализуется, память мобилизуется, человек теряет волю и начинает откровенно рассказывать все, о чем его не спросишь. Юлиана Семенова читал? Продолжение «Семнадцати мгновений», название позабыл. Вот там Мюллер Штирлица именно так допрашивал, кажется. Ну и ты, поди-ка, грамотный. Выспросил все, что надо, и после этого бросил беднягу Винцаса на втором этаже дома-бомжатника. Наверно, передоз ему пытался устроить, чтоб его нашли уже холодненьким и неговорящим. Дескать, сам наширялся и концы отдал. Печальный пример для современной молодежи: вот до чего доводит наркомания! Однако тут-то и вышел у тебя, дорогой товарищ Алексей, полный облом!
— Не понял… — Сенсей был убежден, что его ребят пострелял именно Микутавичус и сразу после этого смылся с драгоценным диском в кармане.
— Сейчас поймешь, — загадочно улыбнулся Луговой и сказал громко, чтоб его услышали за дверью: — Давайте литовскоподданного!
Сенсей
Бойцы в камуфляже ввели в кабинет Микутавичуса. Если бы души убиенных, то есть Парамона, Пинцета и Семы, каким-то мистическим образом пригласили на опознание, то они хором завопили бы: «Он! Он это, гражданин начальник! Он, сука, нас всех пошмалял из своего зонтика!» Однако ФСБ к вызову духов в качестве свидетелей завсегда относилось скептически, и генерал Луговой тоже. Устраивать спиритический сеанс он не собирался.
— Узнаете ли вы этого человека, Алексей Петрович? — спросил Павел Трудомирович, временно перейдя на официальный тон.
— Узнаю, — вздохнул Сенсей. — Это господин Микутавичус Винцас Ионо.
— А вы, господин Микутавичус?
— Это Алексей Петрович Сенин, — покорно кивнул человек, «похожий на Энгельса», бросив на Сенсея ненавидящий взгляд.
Вот тут, как ни странно, вызванные в качестве свидетелей духи Парамона, Пинцета и Семы могли бы усомниться. Голос у господина Микутавичуса, в котором хорошо прослушивался литовский акцент, был совсем не похож на голос того, кто их расстрелял. Однако сообщить свои сомнения гражданину генералу грешные души, увы, не могли, даже если наблюдали за очной ставкой по телевизору, варясь в адском котле.
— Когда и где вы виделись в предыдущий раз? — спросил Луговой. — Вопрос гражданину Сенину.
— В ресторане «Филумена», позавчера вечером, — быстро ответил Сенсей.
— Это правда, господин Микутавичус?
— Совсем нет, — помотал головой тот. — Мы виделись вчера.
— В котором часу?
— После шести вечера. Алексей позвонил мне на сотовый и сказал, что встречу надо ускорить…
— Простите, — еле сдерживаясь, чтоб не боднуть Микутавичуса в морду: ручки-то скованы! — прошипел Сенсей. — Вы мне сами позвонили, и не в шесть, когда я был уже в Москве, а рано утром, часов в девять. И сами перенесли встречу из «Филумены» в переулок!
— Я вам не звонил, — опять мотнул головой Микутавичус. — Вы мне позвонили в шесть с чем-то и предложили прийти в этот переулок немедленно, утверждая, что иначе все сорвется.
— Да что ты брешешь! — взвился Сенсей, но бойцы, которые привели Микутавичуса, вовремя прижали господина Сенина к стулу.
— Не будем горячиться, — примирительно произнес Луговой, достав из кармана еще одну кассету. — Вот запись телефонного переговора. Звонили с незарегистрированного телефона на гостиничный телефон господина Микутавичуса. Время звонка — 18.06…
«Чертовщина какая-то!» — очумело подумал Алексей, уже догадываясь, что вскоре опять услышит свой собственный голос и фразы, которых вовсе не произносил.
«— Алло!»
«— Винцас, это вы?» — да, это был голос Сенсея. Сумасшествие!
«— Да, я. Рад вас слышать!»
«— Я тоже. Очень боялся вас не застать. Понимаете, нашу встречу сегодня надо либо ускорить, либо отменить совсем и навсегда. Что вас больше устраивает?»
«— Разумеется, ускорить встречу».
«— Тогда я вас буду ждать рядом с домом 34 по Мариинской улице примерно в половине седьмого или чуть позже. От „Береговии“ туда десять минут на машине».