Афганский кегельбан
Шрифт:
Еще больше он удивился, когда обнаружилось, что у Надюхи глаза мокрые. Увидев, что мужик пришел домой, она чуть ли не повисла у него на шее и начала бормотать:
— Ой, Юрик, неужели война будет?!
Как раз в это время один из небоскребов грохнулся, и как-то странно, не так красиво, как в художественных фильмах. Вот только тут до Тарана дошло, что, похоже, все это происходит на самом деле.
Из сбивчивого рассказа супруги Юрка уловил, что какие-то террористы захватили несколько гражданских самолетов и таранили ими два небоскреба-«близнеца» в Нью-Йорке, а также аж само здание Пентагона в Вашингтоне. Надька с каких-то рыжиков подумала, будто теперь американцы обвинят во всем наших
Таран насчет этого сильно сомневался и оказался прав. Наш президент чуть ли не самым первым прислал соболезнования и заявил, что будет помогать американцам в борьбе с терроризмом. Однако все-таки ночью ждал звонка, предполагая, что Генрих Птицын, по меньшей мере, устроит «мамонтам» проверку боеготовности. Но звонка не последовало. Несколько дней все еще дожидались «чего-то», но потом успокоились. Стало ясно, что американцы нацелились бомбить Афганистан и ловить там Усаму Бен Ладена, а наши — поставлять боеприпасы Северному альянсу, то есть афганским узбекам и таджикам, но своих солдат «за речку» не посылать.
В общем, в МАМОНТе все шло своим чередом. Милка и Топорик благополучно поженились и ждали прибавления в семействе. Главный Топорище, чтоб супруга не волновалась, был переведен из бойцовской роты в курсантскую и стал там командовать взводом. Птицын велел ему прицепить на погоны по три звездочки, и Топорик изредка хихикал, что ему вот-вот удастся вернуться в майоры. Милку, по причине весьма заметного пуза, из боевого состава тоже вывели и посадили в штаб, писарствовать на компьютере. Конечно, «Зене» это было не очень по сердцу, но куда денешься? Ее Птицын тоже повысил — произвел в прапорщики, чтоб Топорик не сильно нос задирал. Молодые поселились в Шишовке, у Надькиной бабушки Наташи. Топорик после путешествия в Африку тоже обзавелся тачкой, только не «девяткой», а «Нивой», и каждое утро возил Милку на работу.
Тарана Птицын еще летом намеревался отправить в Рязань — учиться. Но Юрка, узнав, что это не приказ, а дело добровольное, всеми силами постарался отбрыкаться. И вовсе не потому, что не хотел получить диплом, а потому, что сильно боялся осрамиться на вступительных экзаменах. Генрих-Птицелов, вообще-то, убеждал, что Тарана и с тройками примут, если он кой-кому позвонит, но Юрка и на тройки мало надеялся. Все-таки он закончил одиннадцатый класс еще в 1998 году, а за истекшие три с лишним года почти все успел позабыть. В общем, ему удалось убедить полковника, что он в течение этого года будет усердно обновлять в своей голове познания по общеобразовательным дисциплинам, а в 2002-м, глядишь, попробует поступить, если обстоятельства позволят. На самом деле Юрке очень хотелось, чтобы Птицын за этот год позабыл о своей идее, потому что домой со службы Таран приезжал крепко вымотанный и садиться за учебники ему было влом. С гораздо большим удовольствием Юрка возился с сынишкой, тем более что Лешка теперь вполне сносно разговаривал и даже вопросы задавал.
Сегодня Таран-младший попросил папу построить такой домик, чтоб в нем можно было жить. Юрка как-то раз укладывал Леху спать и для лучшего усыпления стал рассказывать, как пройдет осень, зима, весна, настанет лето, и они поедут к бабушке в Шишовку. Будут на речку ходить, кушать ягодки, ловить рыбу и так далее. Поскольку предыдущее лето закончилось не так уж и давно, все приятные впечатления у Лешки были еще свежи в памяти. Ну а заодно Юрка пообещал, что летом он построит для сына маленький домик, где тот сможет играть и даже жить. Таранчик-Тараканчик все со вниманием выслушал, сморился и заснул. Но, как видно, все хорошо запомнил. Несколько дней он, правда, помалкивал, а потом вдруг потребовал обещанный домик. И не летом, то есть почти через год, а, как говорят в рекламе,
Вообще-то, насчет того, что построит домик, Таран не врал. Он и впрямь собирался соорудить из досок, фанеры и толя игрушечный домик с дверцей, лавочками и даже столиком. Вроде тех, что на детских площадках ставят. Но только летом, в Шишовке, а не тут, в городе. Просто так сказать: «Отстань!» — у Юрки совести не хватило. Потому что сам в детстве не раз слышал это самое слово от отца и матери. А иногда и пинка получал, если проявлял настырность. Поэтому Таран стал деловым тоном объяснять Лешке, что в данный момент он не может соорудить домик, потому что: во-первых, у него нет подходящих материалов, во-вторых, на улице холодно и льет дождик, а в-третьих, потому что если оставить домик на ночь во дворе, то придут большие и нехорошие мальчишки и сломают его или даже сожгут.
На некоторое время папины аргументы Лешку убедили. На час примерно. Но потом Алексей Юрьевич подошел к большому Тарану, шмыгнул носом и, поглядев на папу снизу вверх, грустно поморгал глазенками и вздохнул:
— Домика не будет, да?
Отчего-то этот полувопрос-полуутверждение произвел на Юрку очень большое впечатление. Так жалко стало этого разочарованного карапуза — сил нет. И почему-то про свои детские обиды вспомнилось. Например, про то, как отец пообещал ему как-то раз, будто они пойдут в цирк. А сам взял и квасить пошел. Потом, правда, сказал, что в следующее воскресенье уж точно пойдут — но и тут не сдержал слова.
В общем, Таран подумал, что если он сейчас повторит все свои логические выкладки, то Леха их выслушает и даже, может быть, не заревет. Но в том, что папа ему когда-нибудь домик построит, пацан разуверится — почти наверняка. И в самом папе — тоже.
Тут Юрке очень кстати попался на глаза большой картонный ящик из-под нового телевизора. Хозяйственная Надька его хотела под чего-нибудь приспособить и потому не выкинула.
Таран решительно сказал Лешке:
— Будет домик!
Ножницами он вырезал в ящике два окошка и дверь, оклеил «стены» обрезками обоев. Снаружи употребил куски тех, что наклеили в прихожей — «под кирпич», а изнутри — тех, что пошли на оклейку большой комнаты. Потом Юрка соорудил крышу, заклеил окна целлофаном, а поверх них еще и наличники из ватмана прилепил. Лешка, конечно, все это время вертелся рядом, спрашивал, для чего то, для чего это, но когда увидел домик в готовом виде, то заорал от восторга:
— Мама! Папа домик сделал!
Надька подошла, глянула. Наверно, хотела рассердиться, потому что насчет коробки у нее какие-то другие планы были. Но увидела, как засияла Лешкина рожица, когда тот заполз в домик и прилип носом к целлофану.
— Во, окошко! — с превеликой гордостью за себя и за папу произнес Тараканчик. Как же немного нужно для счастья в трехлетнем возрасте?!
— Избалуешь ты его, — вздохнула Надька. — Сперва картонный домик вытребовал, потом фанерный захочет, а лет через пятнадцать — настоящий коттедж понадобится.
— Лет через пятнадцать, — с полной уверенностью произнес Юрка, — мы его вместе строить будем!
— Твои бы слова да богу в уши! — вздохнула Надька. Она Юркиной уверенности не разделяла, но очень хотела надеяться, что муж окажется прав. Одновременно ей очень захотелось заглянуть в это жутко далекое будущее и представить себе, какими будут Юрка и Лешка через пятнадцать лет. Лешке уже 18 сравняется, а Юрке — 36. Сын уже вырастет и будет таким же крепкими и здоровенным, каким был папа в этом возрасте — Надька на это очень надеялась. Но и Юрка еще не состарится. Только покрепчает и заматереет. Эх, лишь бы его не увели до этого возраста! Эту самую мысль Надька тут же отогнала от себя. Нет, никуда он от Лешки не сбежит!