Афганский кегельбан
Шрифт:
— А ты и запомнил? Это ведь, поди-ка, лет двадцать назад было?!
— Расстроился очень, — вздохнул Механик. — Генералом отчего-то стать захотелось или даже маршалом. Чтоб порядок в войсках навести. Ну а ко всему и о том, чтоб настучать наверх в политотдел, идея возникла. Но потом подумал, что из-за меня этот самый старлей пропасть может, — и не стал.
— А за себя не беспокоился? — с ехидцей спросил профессор.
— He-а. Я ж еще не знал, что там и некоторые генералы в доле…
— А теперь, стало быть, знаешь?
— Наверняка
Баринов пристально поглядел на Механика, словно бы размышлял, стоит ли отправлять этого «догадливого» на дело, а потом сказал:
— Короче, так. Пойдешь за речку первым замом Болта. Получишь полкило пластита и все прибамбасы. Но старайся громыхать поменьше, понял? Если привезешь полкило обратно — премирую. За каждый израсходованный грамм — десять баксов вычту. Три дня на подготовку — больше ничего не имеем.
— «Торопытьса не нада, торопытьса не нада, — Механик очень клево воспроизвел товарища Саахова из „Кавказской пленницы“, — важно вернуть обществу палнацэнного чэловэка, панимаешь!»
— А про человека тебе какой старлей рассказал? — нахмурился Сергей Сергеевич. — Или опять своими прапорщицкими мозгами допер?
— Я просто классику процитировал, — хмыкнул Механик, — а вы как-то сразу дернулись. Значит, делаю вывод: наша задача выдернуть от Гуль-Ахмада какого-то вашего знакомого и не допустить, чтоб он попал к «джикеям» или обычным штатникам.
— Господи, — иронически покачал головой Баринов. — И куда, е-мое, управление кадров СВР смотрит? Тут готовый суперагент крокодилов разводит, а они ушами хлопают!
— Наверно, — скромно предположил Механик, — им из ЦРУ указивку спустили, чтоб меня не брать. Боятся, что мне надоест с крокодилами возиться и я начну цэрэушников разводить… Как лохов!
— Да здравствует великий и могучий русский язык! — провозгласил профессор в честь каламбурчика, отпущенного Механиком.
— Ура! Ура! Ура! — отозвался Механик вполголоса.
— На сем официальную часть предлагаю закрыть, — объявил Баринов. — Теперь чисто медицинский вопрос: как у тебя со здоровьем, гражданин Еремин?
— Не пью, — поспешно ответил Мех. — Особенно по будням.
— Так, — удовлетворенно кивнул головой профессор. — Значит, сердце у тебя стучит нормально, нервишки не играют, голова не болит?!
— Так точно!
— Последний инфаркт когда перенес?
— Не помню. Вроде бы перенес, — вздохнул Механик, — а вот куда поставил — не помню.
— Память не совсем потерял?
— Нет, только частично…
— А сколько у тебя дочерей было, помнишь?
Механик нахмурился, ему этот вопросик не понравился.
— Не в кассу шутите, гражданин начальник.
— Ты не дергайся, а отвечай четко, с тобой генерал-майор КГБ беседует.
— Ну, две было, — мрачно ответил Мех. — А в наличии одна. Старшая, то есть Лидка. Сейчас она на Хайди осталась… Насчет младшей, Гальки, сведений не имею, знаю только, что ее какие-то штатники удочерили.
— Значит, говоришь, здоровье у тебя в норме? — еще раз переспросил генерал. — Могу я надеяться, что тебя кондратий не хватит, если ты через полчаса младшую увидишь?!
— Это правда? — пробормотал Механик.
— Бутылку ставишь?!
— Даже две!
— Запомнил, Николаич? — Баринов подмигнул Комарову. — Фиг теперь открестится!
— Я пока еще никого не вижу, — заметил Механик с заметным волнением в голосе.
Баринов набрал номер по внутреннему телефону.
— Как там у вас? Проснулась? Ругается? Вот и отлично. Сейчас прибудем.
Положив трубку, профессор-генерал вновь обратился к Механику:
— Значит, так, дон Харама, поскольку ты у нас человек до некоторой степени посторонний, тебе подробностей нашего интерьера видеть не положено. Поэтому не обижайся, но придется тебе на голову надеть мешочек…
— Понял, — кивнул Механик, — дело житейское. Меньше знаешь — спокойней спишь.
Комаров надел на голову Еремину мешочек из непрозрачной черной ткани, а затем, повернув Механика несколько раз вокруг оси, повел его в сторону, противоположную от входной двери. Там в кабинете Баринова находился потайной лифт, позволявший директору ЦТМО перемещаться по своему учреждению скрытно от нежелательных свидетелей…
Примерно через пятнадцать минут после спуска на лифте, пешего перехода по тоннелю, подъема еще на одном лифте и еще одного перехода по довольно длинному коридору Комаров снял с Олега Федоровича мешок.
Оказалось, что Механика привели в некий предбанник, то есть маленькую комнатушку между двумя белыми, больничного типа дверями, где за столиком сидела здоровенная тетка в голубой униформе, которая при входе начальства встала и даже вроде бы приняла строевую стойку.
— Ну как она? — спросил Баринов, мотнув головой в сторону двери, которая находилась прямо перед Механиком. Еремин моргал глазами, привыкая к свету.
— Нормально, — доложила «тетя Мотя», поглядев на маленький монитор. — Сидит, вздыхает. Ругаться перестала.
— Отпирай! — велел профессор, а Механик, пока суд да дело, нервно глянул на экран. Монитор был маленький, черно-белый, толком лицо не рассмотришь. А вдруг ошибка какая-то?
— Заходите, — сказала тетка, отворяя дверь и пропуская в нее Механика.
— Ты иди один, — напутствовал его Баринов. — Не стоит, чтоб она наши морды видела.
Механик вошел. Помещение напоминало добротную госпитальную палату, куда в старопрежние времена не стыдно было бы положить секретаря одного из московских райкомов КПСС. Девица в больничном халатике, сидевшая на кровати, встрепенулась, услышав скрип двери и звук шагов. Захлопала глазками с явным удивлением — должно быть, лицо вошедшего ей показалось знакомым, но кто именно пришел — не поняла. Еще бы! Ведь Гале было только четыре годика, когда Механика посадили. Разве могла она его запомнить? Как-никак, тринадцать лет минуло.