Афганский осведомитель
Шрифт:
«Скорее от слез, губы припухшие», — автоматически отметил про себя сыщик, а вслух произнес:
— Как ты здесь оказалась?
— А мне твой начальник разрешил, — сдавленно проговорила молодая женщина, от нервного напряжения ее голос звучал хрипло.
Сообразив, что речь идет о Евтушенко, Кирилл заметил:
— Он мне не начальник, просто хороший знакомый.
Уточнять степень этого знакомства не стал, да Лидию детали и не волновали. Она с грустью смотрела на опухшее от синяков и ссадин лицо Маркова. Только в кино рукопашная схватка на войне красивая и почти бескровная, на деле же все по-другому, каждый удар оставляет синяки и ссадины. Впрочем, в бою в ход идут не только руки, ноги, но и ножи, приклады, саперные лопатки, все, включая собственные зубы. Мастер спорта по боевому самбо тогда забыл все, чему его долгие годы учили на борцовском ковре. В настоящем бою включается первобытный инстинкт — убей или будешь убит. Сила, выносливость и ярость слились воедино, создав гремучую смесь, позволившую Кириллу выжить в той рукопашной схватке. Весь этот бой напрочь вылетел из его сознания, превратившись в какой-то неясный калейдоскоп. Сколько он наворотил там трупов, трудно было сказать, потому что его вытащили из настоящего кургана из мертвых тел…
Лидия заметила или почувствовала, что ее любимый мужчина уходит в себя, поэтому, положив свою ладонь на его грудь, с усмешкой процитировала ставшую уже народной фразу:
— Ну и рожа у тебя, Шарапов. — И тут же нарочито серьезно добавила: — Ты что, дрался с пьяными матросами в портовой корчме?
Фраза прозвучала дико для места и времени, но именно она вернула Кирилла в действительность. Офицер улыбнулся и тихо ответил:
— Вроде того. Только вместо матросов были чиновники из Внешпосылторга. Ты же знаешь, что я человек сугубо мирный.
— Да, знаю, — тихо ответила Лида и, закусив нижнюю губу, отвернулась. Только сейчас Марков сообразил, что она медик, а значит, видела убитых и раненых десантников, которых привезли после боя на базу.
Чтобы как-то разрядить глупую паузу, Кирилл погладил женщину по бедру:
— Все будет хорошо, милая.
Резко обернувшись, Лидия стала осыпать лицо Маркова горячими, страстными поцелуями.
— Милый, милый, — шептала она, а он, забыв о гудящей голове, о боли во всем теле, отвечал на ее поцелуи, целеустремленно расстегивая пуговицы на блузке. Когда удалось ее стащить, наступила очередь бюстгальтера.
Когда и эта часть женского туалета оказалась на полу, Лида вдруг отпрянула от Кирилла, выставив на обозрение большие, шарообразные груди с торчащими темно-коричневыми сосками. Абсолютно не стесняясь своей наготы, спросила:
— А ты как же?
Только сейчас до Маркова дошло, что после ухода Прохора он уснул на роскошной барской кровати, так и не раздевшись.
— Да, да, я сейчас, — просипел сыщик, от нахлынувшего на него возбуждения он едва мог говорить.
Проворно скинув остатки одежды, влюбленные буквально слились в единый организм. Объятия, поцелуи, страстные вздохи.
Навалившись на Лидию, Кирилл исступленно целовал ее груди, щеки, шею, лицо. Отдающаяся ему женщина отвечала на ласки не только губами, но и всем телом. Ее руки обвили плечи Маркова, она изо всех сил прижимала его к себе.
А Кирилл будто провалился в нирвану, все его тело напоминало туго натянутую струну, через которую пропускали ток высокой частоты. Лидия громко стонала, покусывая губы и закатывая глаза.
Тело оперативника как будто забыло о недавних ушибах и синяках и сейчас двигалось с ритмичностью поршня. С каждой секундой ритм все увеличивался. Марков уже ничего не соображал, он буквально растворялся в объятиях любимой женщины. Уже не было никого и ничего до нее, ни бывшей жены, ни остальных зазноб. Существовала только Лидия, одна-единственная.
В голове Кирилла яркой вспышкой разорвалась граната, в глазах вспыхнули разноцветные фейерверки. Он протяжно застонал, сползая на шелковое постельное белье, оставшееся от прежних хозяев-феодалов.
— Кирюша, милый, тебе что, плохо? — на затылок Маркова опустилась горячая ладонь Лидии.
— Нет, мне хорошо, — просипел Кирилл. Он, глубоко вздохнув, перевернулся на спину и, глядя в потолок все еще мутными глазами, проговорил: — Ты знаешь, как себя чувствует птица феникс?
— Какая еще птица? — не поняла женщина.
— Есть такая зверюшка, сперва сгорает, а затем возрождается из пепла. Сегодня такой птицей себя почувствовал я. Я возродился благодаря тебе, — приподнявшись, Марков в приливе нежности поцеловал Лидию во влажное плечо.
— У меня накопилось отгулов на три дня, и Роман Иванович разрешил мне провести их с тобой, — потянувшись за сигаретой, ленивым тоном произнесла женщина.
На эти слова Кирилл только усмехнулся, про себя подумав: «Да уж, натуральный змей Роман Иванович, нашел-таки способ удержать меня нужное время в постели. Ладно, не будем тратить его понапрасну». Рука опера по-хозяйски легла на бедро женщины и крепко его сдавила…
Водка закончилась, Юрий Артюхов с сожалением посмотрел на пустую бутылку, потом недовольно крякнул и сунул пустую тару под стол.
Настроение у майора было препротивнейшее. Сегодня наступил девятый день со дня гибели старшины Огородника. Здесь, на войне, девять дней не принято отмечать, слишком часто гибнут. И если следовать всем поминальным традициям, то нахождение войск в Афганистане превратится в одну бесконечную тризну. Но в отношении Мыколы Семеновича у Артюхова было все по-другому. Они дружили больше двадцати лет, с тех пор, когда после демобилизации он пришел работать в милицию. Тогда водителем патрульного «Москвича» был старший сержант Огородник, они пять лет отпахали в одном экипаже, за это время Артюхов заочно окончил школу милиции и получил первое офицерское звание. Все остальное время, поднимаясь по карьерной лестнице, Юрий Иванович тащил за собой Огородника. Вернее сказать, не тащил, а держал при себе. Они за эти годы срослись, как родственники, их жены дружили, втайне от начальства друг у друга крестили детей, вместе отмечали праздники и проводили нечастые выходные.
У майора даже закралось подозрение, что и в Афганистан Мыкола Семенович записался добровольцем из-за того, что его, Артюхова, туда направили. Вот только здесь судьба их развела, Артюхов, как старший группы, получил кабинет в городском управлении царандоя, а Огородник оказался в команде Маркова.
Вспомнив Кирилла, майор в бессильной злобе заскрежетал зубами. Недаром этот периферийный супермен сразу ему не понравился, слишком уж независимый.
Впрочем, тогда Юрий Иванович был даже рад за кума, старшину Марков не особо гонял, так, время от времени выезжали в город. Его обязанности мало чем отличались от службы в родном Новосибирске. Артюхов втайне надеялся, что так они тихой сапой оттянут срок в этой заграничной командировке.
Надеялся, предполагал, но, как известно, человек предполагает, а судьба расставляет все по-своему. Подчиненную Артюхову команду усилили спецназовцами и бросили в горы.
Милиционеры оказались выходцами с равнины, и карабкаться в горы им было крайне сложно. Зато спецназовцы оказались настоящими барсами, они не только самостоятельно забрались на вершину, но и, считай, на себе вытащили кобальтовцев. Потом обустроили лагерь и даже помогли установить аппаратуру слежения.
Две недели милиционеры и спецназовцы питались всухомятку, при этом ни на мгновение не ослабевая контроль над пограничным КПП. Кропотливый труд всегда вознаграждается по максимуму. Вскоре группа «Кобальт» собрала обширные материалы о продажности афганских пограничных стражей.