Афганский полигон
Шрифт:
– Как вас зовут? – немного помолчав, спросил Роман.
– То есть?
– Как ваше имя? Оно ведь у вас есть?
Он ожидал какой-нибудь язвительности, что, в общем, тоже было неплохо. Пусть язвит, лишь бы отвлекалась от того, что то и дело возникало у нее перед глазами.
– Линда, – послышался после короткого молчания негромкий голос.
– Очень приятно, Линда. Вы разрешите мне вас так называть?
– Пожалуйста.
– А меня зовут Роман…
– Я помню, – отрубила она.
Роман осекся. Пожалуй,
Он начал укладываться спать, отыскивая на ощупь знакомые вмятины в полу. Ага, вот сюда он удобно устроил, как бы это сказать, поясницу. Только надо лечь на правый бок, а то если на левый, так удобно уже не получится.
– Хотела вам сказать… Роман, – вдруг запинаясь, произнесла Линда Эдвардс.
– Да, – как можно мягче ответил он.
– Спасибо, что вступились за меня в пещере. Если бы не вы, этот негодяй… Эти негодяи могли бы…
Линда запнулась, и Роман услыхал совершенно однозначные звуки.
Плачет.
Все-таки не так она непрошибаема, как ему уже было показалось.
Он решительно подполз к ней, обнял за плечи и крепко прижал к себе, не обращая внимания на слабое сопротивление. Сопротивление, однако, быстро иссякло. Вздрагивая и хлюпая носом, капитан Эдвардс, которая сейчас была скорее обыкновенной усталой и до смерти напуганной девчонкой по имени Линда, вскоре затихла в его объятиях.
– Вы устали, Линда, – слегка поглаживая ее по плечу, сказал Роман. – Постарайтесь подумать о чем-нибудь отвлеченном и подремать.
– Не могу, – покачала головой Линда.
– Я вас понимаю.
– Вы видели подобное раньше?
– Видел, – вздохнул Роман.
– Расскажете?
Роман вспомнил окровавленные тела ребят, его друзей, найденных в одном из кишлаков. Духи надрезали им кожу по талии, чулком сдирали кверху и завязывали в узел над головой. Так они и умирали, в коконах из собственной кожи. Гена Шашков, курянин из недавнего пополнения, прямо у канавы с ужасной находкой сошел с ума. Начал бормотать под нос непонятное, кося куда-то сдвинутым к переносице глазом, и уже не смог остановиться. Таким и отправили на родину, к маме.
А ребята, покрытые заскорузлой кровавой коркой, напоминали ободранные туши каких-то диковинных животных…
Роман моргнул, отгоняя это видение двадцатилетней давности.
– Я думаю, сейчас об этом не стоит.
– Вам тяжело? – догадалась Линда.
– Эти воспоминания не из разряда легких.
– Понимаю.
Помолчали, слушая дыхание друг друга.
– Вы сами откуда, Линда?
– Из Лондона.
– Уау! Из самого Лондона?
– Вы так реагируете, будто никогда там не бывали, – улыбнулась Линда.
– Ну, бывать в Лондоне – это не то же самое, что родиться в нем.
– Родилась я в Манчестере. А когда мне было тринадцать лет, родители перебрались
– Папу вроде как повысили?
– Ну да, – коротко отозвалась Линда.
– И что же? Вы стали столичной девушкой?
– Ну, это не сразу произошло. Мы жили в провинции, где чужих почти не было. А тут – все другое. Толпы туристов, повсюду одни эмигранты, на улице больше иностранной речи, чем английской. Но ничего, потом привыкла.
– Где вы жили в Лондоне?
– Сначала я жила с родителями в Хэмпстеде. Затем, когда училась в колледже, снимала квартиру рядом с Сент-Джеймским парком.
– В Сохо часто бывали?
– Приходилось.
Роман почувствовал, что Линда тихонько смеется.
– А вы, – спросила она. – Откуда вы родом?
– Я потомственный москвич. Я и все мои предки до седьмого колена коренные москвичи.
– Вы так хорошо знаете свою родословную?
– Если честно, то не очень. Но моя покойная бабушка утверждала, что наш род восходит к самой боярыне Морозовой.
– А кто это, боярыня Морозова?
– Была такая смелая женщина из московской знати, не поделившая веру с самим царем. Дело происходило в семнадцатом веке, и, как вы знаете, с инакомыслящими тогда не церемонились.
– И что же? Ее казнили?
– По счастью, нет. Но ее услали в ссылку, где она и умерла в заточении. Момент ее выезда из Москвы запечатлен на картине великого русского художника Сурикова.
– Как интересно, – произнесла сонным голосом Линда. – Вы можете считать себя дворянином?
– Считать-то могу, да какой в этом прок? История российского дворянства закончилась в семнадцатом году прошлого века и шансов на возрождение не имеет…
Линда не отвечала. Отцовские модуляции Романа и короткая экскурсоводческая лекция принесли свои плоды. Положив ему голову на плечо, девушка затихла. Судя по ровному дыханию, задремала. Ну и славно. Теперь и самому можно отдохнуть.
Роман сел чуть удобнее, стараясь резким движением не нарушить покой Линды Эдвардс. Как бы она ни была вышколена службой, сегодня ей досталось. От таких зрелищ здоровые мужики впадают в ступор. Месяцами потом лечатся у психиатров. Линда пока молодцом. Если ей удастся поспать, завтра она будет в порядке. Потому что не в порядке она Роману не нужна.
Он закрыл глаза, приказал себе отбросить ненужное и сосредоточился на крошечном белом пятнышке, которое едва заметно выделялось на фоне полного мрака. Если это пятнышко усилием воли увеличить так, чтобы оно заполнило белизной всю картинку, то забвение, а с ним и сон придут сами собой.
Но пятнышко упорно не увеличивалось, окончательно пропадая в угольного цвета черноте.
Роман тогда попробовал отыскать фиолетовый цвет, который тоже хорошо расслабляет. Однако и с фиолетовым вышла незадача.