Афганский полигон
Шрифт:
– Да, знал.
– Сколько?
– Две. Мы всегда брали на испытание по две ракеты. Если что-то не выйдет с первой, в ход шла вторая. Но во время трех последних испытаний сколько-нибудь серьезных проблем не возникало…
– Понятно, – оборвал его высокий. – Вы получили от Смита всю требуемую сумму?
Резкий переход от одного к другому заставал Джона врасплох. Допрос продолжался много часов, вопросы следовали один за другим, по бесконечной спирали, и он устал до смерти, возвращаясь без конца к тому, о чем рассказал уже не раз во всех подробностях.
– Да, всю.
– Сколько вы получили?
– Вместе с авансом?
– Вместе с авансом.
– Пятьдесят тысяч фунтов.
– Ваша жена знала об этой сделке?
При упоминании о жене лицо Джона снова исказилось.
– Нет, – покачал он головой. – Моя жена ничего не знала.
– А ваши друзья? Вы с кем-нибудь поделились вашей удачей?
– Нет, я никому ничего не говорил.
– Может быть, в пабе, за кружкой пива? Подумайте хорошенько, Джон.
– Нет, – твердо сказал толстяк. – Это исключено. Я знал, чем рискую, поэтому держал язык за зубами.
– Хорошо, – сдался следователь. – А как насчет вашего напарника, Сэма Доусона? Быть может, вы заводили с ним разговор на эту тему?
– Нет.
– Вспомните, Джон. Быть может, это Сэм натолкнул вас на эту мысль?
– Нет, сэр, – сжимая челюсти из последних сил, прохрипел Джон. – Сэм ничего не знал, клянусь вам. Это от начала и до конца моя идея, будь она проклята. Сэму ничего подобного и в голову прийти не могло. Я знаю его полтора десятка лет и могу поручиться…
Тут Джон вспомнил, что его поручительство весьма немногого стоит, если не сказать хуже. Поэтому он угрюмо замолчал, собирая остатки сил, чтобы продолжить разговор с этими извергами. Отпускать они его не собирались, это ясно. Они были свежи, упруги и азартны, в их глазах таились десятки других вопросов. Джон понял, что его мукам не будет конца.
– Можно мне воды, сэр? – спросил он.
– Конечно, Джон, – сердечным тоном откликнулся напарник высокого.
Он позвонил, и парень в камуфляже внес поднос с минеральной водой и бутербродами.
– Подкрепитесь, Джон, – сказал добряк, меняясь местами с высоким. – Разговор у нас будет длинный.
При этих словах кусок не полез в рот измотанному до предела толстяку. Пожалуй, это было первый раз в его жизни, чтобы после нескольких часов голодовки он не ощутил при виде еды ничего, кроме отвращения.
16 мая, Лондон
Невысокий, плотного телосложения мужчина неторопливо шел по Черинг-стрит. Походка его и движения были преисполнены тем особым чувством собственного достоинства, которое присуще только людям, состоящим на важной государственной службе.
К слову сказать, тому немало способствовала черно-белая форма констебля, в которую был одет мужчина. Казалось, он был рожден для этой формы, а его глаза цвета кофейной гущи глядели из-под козырька форменного шлема так, что сразу становилось ясно:
Сегодня выдался поистине райский вечерок. Теплый воздух был напоен ароматом распускающихся листьев. Небо нежно синело над крышами домов, а полное отсутствие ветра позволяло надеяться, что завтрашний день будет не хуже сегодняшнего. На улицу высыпало множество горожан, и редко какое лицо при виде солнечного заката не озарялось мечтательной улыбкой.
Темноглазому констеблю некогда было любоваться закатом. В его обязанности входило слежение за порядком на улицах, а также оказание посильной помощи некоторой категории граждан.
Вот в поле зрения констебля попал типичный представитель этой категории. Пожилая леди замерла в нерешительности перед пешеходной «зеброй». Поток машин был не очень велик, к тому же водители отличались крайней предупредительностью к переходящим улицу. Но старушка была очень слаба и пуглива и никак не решалась двинуться в полный опасностей путь.
Констебль подошел к ней, мягко улыбнулся.
– Позвольте я помогу вам, мадам?
– О, если вам не трудно, констебль, – распустив в улыбке все свои морщины, отозвалась та.
Констебль взял ее под руку и, выставляя в сторону ладонь, медленно перевел через улицу. Получив свою долю благодарности, он двинулся дальше.
Заметив, что у одной из гуляющих мамаш малыш потерял пустышку, он поднял пустышку, догнал мамашу и с улыбкой вернул потерю. Доходчиво и очень вежливо растолковал трем американским туристам, как отсюда удобнее добраться до Пикадилли. Заметив стайку молодежи, несущуюся по проезжей части на роликовых коньках, он остановил их и сделал строгое, но в общем доброжелательное внушение, обойдясь на этот раз без административного воздействия.
В общем, работы хватало, но констебль не выказывал ни капли усталости или раздражительности. Он любил этот город, и любил людей, его населяющих, и главной целью своей добровольной деятельности видел как раз возможность помочь этим людям жить как можно лучше и комфортнее.
У ресторана случился небольшой инцидент.
К этому времени совсем стемнело, вдоль дороги уже зажглись фонари. Издалека в ночном безветрии донесся удар Биг-Бена. Констебль глянул на часы – полдесятого. Скоро конец дежурства, можно с чистой совестью ехать домой. Он отвел взгляд от часов и в тот же миг заметил чей-то качающийся силуэт на противоположной стороне улицы.
Констебль нахмурился и быстро перешел дорогу. Подходя к ресторану, он увидел немолодого мужчину в темном костюме и сбитом набок полосатом галстуке. Мужчина явно хватил лишку. Он потерянно топтался на месте, не решаясь покинуть стену, за которую держался во избежание афронта.
– У вас проблемы, сэр? – спросил констебль, останавливаясь в шаге от мужчины.
Тот долго смотрел на него выпученными глазами, затем икнул и громко сказал:
– Бенджамин Флеминг. Меня зовут Бенджамин Флеминг. Как писателя. Только имя другое. Вы меня поняли, констебль…