Афганский шторм (Операцию «Шторм» начать раньше…)
Шрифт:
Сайед взял ладонь, поцеловал, и Наташа благодарно улыбнулась.
— Спите, мне пора.
Она легонько кивнула головой, вновь погружаясь в сон. И не могла сказать, длилось это забытье мгновение или все же несколько минут, но, когда вновь открыла глаза, муж возвращался от двери в комнату. Увидев, что она наблюдает за ним, задумчиво замер. Потом улыбнулся, сделал вид, будто что то ищет. На самом деле подошел к кроватке сына, поправил одеяльце, незаметно погладив тельце ребенка.
— Что случилось? Ты куда? Сегодня же джума? — приподнялась встревоженная Наташа.
Мгновенно вспомнился
Амином все должно решиться если не сегодня, то завтра. Что решиться? Муж служит у Тараки, но главный для него — Амин. В чью сторону он делает выбор?
— Сайед!
— Спите, — сказал на этот раз более решительно и торопливо вышел.
Тревога, уже родившись, вытеснила сон. Как была, в рубашке, Наташа подбежала к окну. Муж, главный адъютант Генерального секретаря Сайед Тарун, шел к подъехавшей за ним машине легко и быстро, как всегда. Это немного успокоило ее, однако сон уже пропал. Наташа села за столик, взяла в руки полученное вчера и неизвестно сколько раз перечитанное письмо от родителей. Поднесла конверт к лицу, пытаясь уловить запах далекого дома далекой России, 14 сентября 1979 года. 15 часов. Кабул.
— Алло. Лев Николаевич? Это Пузанов. Здравствуйте.
— Здравствуйте, Александр Михайлович. А я только собирался вам звонить.
— Что случилось?
— Арестованы те офицеры, которым вчера звонили министры из посольства.
— Бывшие министры.
— Что то и с ними?
— Сегодня официально объявлено, что они сняты со всех остов. Амин, таким образом, объявил войну Тараки.
— Вы звонили в Москву?
— Да. Политбюро рекомендует сделать еще одну попытку, чтобы примирить лидеров. Я только что звонил Павловскому, он выезжает ко мне.
— Уже вчера было ясно, что мирить их бесполезно.
— Да, но я понял так, что на этот раз мы должны вести речь уже не о примирении, а о спасении
Тараки. Подъезжайте ко мне прямо сейчас.
— Хорошо.
Когда Горелов подъехал к посольству, его уже ждали в машинах Пузанов, Павловский и
Иванов. «Давай за нами», — махнул из за стекла посол, и машины тронулись к центру города.
Тараки словно и не покидал кабинета после вчерашней встречи. Он вновь сидел в кресле, но только теперь нервно подергивал пальцами перед своим лицом. На столе лежала кипа газет — создалось впечатление, что афганский лидер искал хотя бы в одной из них опровержения того, о чем писали все остальные.
На самом деле утром ему позвонил Гулябзой:
— Учитель, Амин отдал команду арестовать нас.
— Не может быть.
— Для этого уже готовится батальон.
— Но я же не разрешал этого делать!
Гулябзой, кажется, усмехнулся: сколько дел Амин уже вделал, не спрашивая вашего разрешения.
И Тараки понял, что арест министров — это последняя ступенька к нему, Тараки. Следующим будет он.
— Он не сделает этого, — сам не веря в свои слова, проговорил в трубку Тараки.
И вот газеты подтвердили — может. Амин уже издает указы, не спрашивая его согласия.
Игнорируя его подпись. Это — конец.
— Как же так, товарищ Тараки, — начал и Пузанов. — Только сегодня ночью Амин при нас говорил о единстве в партии, а сегодня мы узнаем… — Александр Михайлович кивнул на газеты.
Тараки обхватил голову руками и наконец впервые сказал то, что давно было известно окружающим:
— Я знаю, что Амин поставил своей целью убрать меня, присвоить себе нашу революцию. Это страшный человек. Он пойдет на всё ради своей цели. Если он придет к власти, прольется много невинной крови.
— Товарищ Тараки, — поднял руку Пузанов, словно защищая Генерального секретаря от излишней эмоциональности и волнений. — Давайте еще раз серьезно обсудим ситуацию, которая сложилась у вас в правительстве. Мы считаем, чтонужно опять пригласить Амина.
— Да, сейчас.
Тараки поднял телефонную трубку:
— Товарищ Амин? Здесь у меня советские товарищи в гостях, мы бы очень хотели видеть и вас…
Нет, без охраны. Приезжайте без охраны, — уже резко повторил Тараки и бросил трубку. Нажал кнопку. Вошел адъютант — старший лейтенант Касым. После революции его назначили начальником политотдела Баграмского гарнизона, но в декабре 78 го Тараки взял его в Москву на подписание Договора о дружбе и сотрудничестве с СССР и с тех пор не отпускал от себя: в исполнительности и преданности ему не было равных в окружении Генерального секретаря.
Старший лейтенант замер у двери, с тревогой и озабоченностью глядя на осунувшееся лицо своего кумира.
— Сейчас подъедет Амин. Он должен быть один, без охраны.
— Есть, — кивнул Касым и вышел.
В кабинете наступила тишина. Молчал Тараки, погруженный в свои думы, молчали переглядывающиеся между собой гости. Да и что говорить, всё ясно. Всё будет зависеть сейчас от поведения Амина.
Тихо отворилась дверь, с чашками и заварным чайником на подносе вошел порученец Тараки старший лейтенант Бабрак. Осторожно обошел всех за столом, сократив несколько минут ожидания. Так же тихо вышел.
В приемной Касым осматривал свой автомат.
— Ты что это? — удивился Бабрак.
— Проверь и свой, — вместо ответа посоветовал Касым. — Слышал про Ватанджара и других?
— Сегодня во всех газетах об этом.
— У товарища Тараки практически не осталось сторонников в Политбюро. Амин сделал всё, чтобы отстранить его от власти, а затем и убрать.
— Но ты сказал, что Амин сейчас подъедет сюда.
— Да, сказал. И куда сразу делся наш главный адъютант?
— Тарун? — Бабрак оглядел комнату, хотя прекрасно помнил, как главный адъютант Тараки после сообщения Касыма вышел из приемной.
— Я ему не верю. Это человек Амина. Он пошел его встречать.
— Ну и что? Он и раньше это делал.
— Он пошел его встречать со своим автоматом. А товарищ Тараки приказал Амину приезжать без охраны.
— Ты думаешь…
— Я ничего не думаю. Но если он не выполнит приказ учителя, я уложу всех этих предателей на пороге. И пусть меня судят потом за то, что я раз и навсегда покончил с теми, кто мешает товарищу Тараки и революции. Ты со мной?
— Да.
В кабинете у Генерального секретаря раздался мелодичный звон — три часа дня. Пузанов и за ним все остальные посмотрели на наручные часы — да, пятнадцать, Амин должен уже подъехать.