Африка грёз и действительности (Том 3)
Шрифт:
Где-то вдалеке замигали световые сигналы, еще и еще. Затем свет фар выхватил из темноты маленькую фигурку.
— Это я приветствую вас, ребята… извините, что так вас называю, но мне уже писал о вас племянник из Иоганнесбурга. Я получил даже пригласительный билет на ваш доклад, но с опозданием на неделю, — выпалил Томеш одним духом. — Боже, уж и не знаю, когда я в последний раз разговаривал здесь с кем-нибудь по-чешски! Я уж думал, что вы сбились с дороги…
Уютная комната, словно перенесенная откуда-нибудь из Чехии. На стене вид Градчан, в книжном шкафу чешские книги, поставленные тесно в ряд, захватанные, видно, не раз перечитанные. Стопка старых чешских газет на столе.
— Вот видите, так и живу здесь, один как перст; жена сейчас в
Мы переглянулись.
— Через три недели наш пароход отправляется из Кейптауна в Америку. И там нам предстоит масса работы.
— Нет, вы это несерьезно говорите, ребята? Послушайте, если ко мне сюда кто-либо заезжает, так это уж, по крайней мере, месяца на три. Об этом вам должен был сказать мой племянник в Иоганнесбурге, — рассердился пан Томеш. — Знаю, знаю, все дело в этом проклятом времени, — добавил он, словно желая смягчить предшествовавшие слова, — но здесь, знаете ли, человек ведет счет времени иначе, не на секунды и минуты, а на месяцы и годы…
— Как я сюда попал, хотите вы знать? — сказал Томеш после ужина, усевшись поглубже в кресло. Он уставился на чашку кофе и замолк. Ложечка двигалась в чашке все медленнее; в тишине всплывали воспоминания о прошлом.
Был 1923 год. За учительской кафедрой в Есенне (Железнобродский район) сидел молодой педагог Витезслав Томеш, бледный, изнуренный ночными испаринами и мучительным кашлем. Украдкой, с тревогой всматривался он в капельки крови на белом носовом платке. Туберкулез!
— Дело плохо. Тут уж надежд питать не на что. Вот если бы вы попробовали пожить в сухом, теплом климате, где-нибудь на юге… В школе работать вам нельзя. Знаете ли, детский организм, и особенно теперь, после голодных военных лет…
Томеш уходил от врача с тяжелым чувством. Легко сказать, поехать куда-нибудь на юг, но разве хватит на это денег из скудного учительского жалованья? А что если… дядя, тот, что в Африке?! Он писал недавно, что там постоянно сухо и почти круглый год не бывает дождя.
Томеш написал дяде отчаянное письмо.
«Так приезжай, мой мальчик, — прочел он через несколько месяцев в ответном письме. — В Африке места хватит, но учительство придется тебе бросить: кафры-то в школу не ходят…»
Томеш уложил в чемодан самые необходимые вещи и через несколько недель уже пожирал глазами удивительные края, горы и моря, о которых он рассказывал школьникам по книгам. Об области Транскей на юге Африки он им совсем не рассказывал. Но именно там жил его дядя. Томеш быстро забыл о школе и проворно поворачивался за прилавком. Позабыл он и свою учительскую кафедру, разъезжая на коне по горам и вдыхая аромат горных пастбищ. В его жилах текли новые жизненные соки; исчезли ночные кошмары, прекратился кашель. Томеш стал здоров, как никогда прежде. Прошло несколько лет, вспыхнула тоска по родине, тоска по рыхлому снегу, по зреющей землянике, по запаху хвойного леса, тоска, знакомая лишь тому, кто прожил годы в уединении, среди чужих, жизнь без корней. Томеш возвратился на родину, но не надолго.
Снова появилось это ужасное ощущение в легких, снова ночи без сна, снова призрак медленного угасания. Во второй раз расстался Томеш с родными краями и возвратился за солнцем, за здоровьем, за жизнью. Но на этот раз он был уже не один.
Ложечка звякнула о блюдечко, и трейдер Томеш отхлебнул холодного кофе.
— Вот, собственно, и все! Затем, знаете ли, появились дети и, как всегда бывает, для всех нас у дяди оказалось маловато места. Долго я подыскивал себе трейдерскую базу, но нигде ничего не нашел. Мы потеряли уже последнюю надежду и стали вновь собираться домой. Я знал, что там долго не выдержу. С чахоткой ведь не шутят! Но за пару дней до отъезда я узнал о Менду. Прежнему владельцу базы захотелось на покой куда-нибудь к белым. Денег в то время у меня было немного, но в конце концов мы договорились.
— Но о родных местах вы все же не забываете?
— Да разве их можно забыть!
Транскей — заколдованная земля
Термин «зулукафр» применяется ошибочно.
Та многочисленная группа банту, которая под руководством вождя Чаки стала своеобразной черной аристократией на юге Африки, этнографически и географически делится на обитающую севернее ветвь зулусов и живущую отдельно группу кафров, называющих себя на своем языке «коса». Коса населяют обширную территорию Транскей, расположенную между границами Наталя и рекой Кей. Численность их превышает миллион человек. [29] По своим размерам Транскей примерно равен Голландии или Бельгии.
29
По переписи 1946 года, численность коса достигает 2354355 человек. — Прим. ред.
Покидая Конго и Родезию, мы уже не надеялись столкнуться на юге Африки с неграми, не тронутыми влиянием цивилизации. Мы исходили при этом из опыта, приобретенного в Северной и Восточной Африке. В течение долгих месяцев мы имели возможность наблюдать, как по мере продвижения вглубь материка заметно возрастало число негритянских племен с характерными признаками самобытной культуры и развития, не испытавших иноземного влияния. Чем больше мы отдалялись от берегов Индийского океана, тем сильнее ощущали биение волнующего пульса «Черного континента», движение жизни, скрытой в недрах девственных лесов, самобытность которой в некоторых частях Африки нисколько не нарушается даже близостью современных транспортных артерий.
Но мы никак не предполагали, чтобы на территории, буквально вклинившейся между портами мирового значения, Дурбаном и Ист-Лондоном, могли в приморской области обитать негритянские племена, ведущие столь самобытный образ жизни, с совершенно ничтожным отпечатком европейской «цивилизации». Объяснение этому мы получили, как только мы познакомились с Транскеем поближе.
Здесь, на побережье Индийского океана, на протяжении около 400 километров нет ни одного порта, который открывал бы доступ вглубь континента. К этому берегу могут приставать лишь небольшие лодки, так как для более крупных судов здесь нет убежища. Прямо от побережья местность поднимается крутыми холмами, среди которых пробиваются меандрами четыре-пять рек. Местность эта чрезвычайно бедна водой и лишена транспортных связей с центральной частью континента. Автострада, соединяющая Умтату с Ист-Лондоном, идет параллельно побережью, а несколько дорог, отходящих от этой магистрали к океану, пребывают в таком жалком состоянии, что вряд ли кто отважится предпринять автомобильную поездку вглубь страны.
— И не забывайте к тому же, — заметил трейдер Томеш, когда на следующий день мы возвратились после осмотра дальних окрестностей, — что Транскей представляет собой самую большую негритянскую резервацию Южной Африки. Единственные белые, которым законом от 1924 года разрешено селиться в Транскее, — это трейдеры, но и для них введена строгая процентная норма. Им нельзя селиться ближе чем на расстоянии восьми километров друг от друга. А они, конечно, не заинтересованы в том, чтобы переделывать негров…
В настоящее время к первоначальному кафрскому населению прибавились потомки беженцев, которые в 1823 году устремились сюда с севера под натиском зулусских отрядов Чаки. Название этого племени «финго» означает на языке кафров «раб». Кафры считают финго низшей расой и не разрешают им жениться на своих дочерях. В то время как кафры — это свободные пастухи и земледельцы, финго большей частью работают на их полях или же в хозяйствах европейцев.
Жена в рассрочку