Африка под покровом обычая
Шрифт:
— Если хотите, мы держали такие страны в резерве наших сырьевых источников, — цинично откровенничал со мной западноевропейский предприниматель-миллионер. — Когда близкие к Европе месторождения будут исчерпаны, мы пойдем в глубь континента: благо африканцы сами не смогут освоить свои ресурсы. Тем временем появятся и дороги…
Не удивительно, что вследствие подобной логики Верхняя Вольта занимала одно из последних мест в мире по уровню промышленного развития.
На карте Африки с 1933 по 1947 год Верхняя Вольта вообще не обозначалась — ее территория частями входила в состав других французских колоний: Берега Слоновой Кости, Нигера и Французского Судана. Только в 1958 году была провозглашена Республика Верхняя Вольта, а 5 августа 1960 года впервые прозвучал гимн независимости. Государство было наречено по названию трех рек,
Вынужденно пойдя на предоставление независимости колониям, Запад не думал поступаться своими привилегиями. Колонизаторы исподволь готовили себе на смену послушных марионеточных президентов вроде Юлу, Цирананы, Ямеого, Камузу Банды, Мба, Матанзимы — алчных чиновников-бюрократов со спесивым видом и пугающей черствостью по отношению к своим землякам. В этих людях была как бы запрограммирована чуждая их народам демагогическая «цивилизация» колонизаторов и неоколонизаторов. Вместо борьбы с ужасающей бедностью и страшными болезнями своих стран эти руководители осуществляли на практике основные принципы политики «франкофонии» и «англофонии». Они преклонялись перед западной цивилизацией и доказывали непреодолимую отсталость родных культур и языков. В этом им, конечно, всячески помогали оставшиеся при них советники из метрополий. Перед иностранными предпринимателями настежь распахивались двери в формально независимые страны, и бизнесмены, обуреваемые жаждой наживы, обычно не соглашались вкладывать своп капиталы, если им не гарантировалась как минимум тройная прибыль.
В роскошном дворце первого президента Верхней Вольты Мориса Ямеого устраивались приемы для местной элиты, на которые без фрака и бабочки нельзя было являться; гремела музыка, а за степами дворца умирали голодные соотечественники. Понемногу Африка прозревает, избавляясь от марионеток. Но как длителен и мучителен этот путь!..
В ноябре 1965 года Морис Ямеого в приподнятом настроении возвращался с молодой женой из долгой поездки по странам Южной Америки. Медовый месяц удался на славу. Денег «молодые» не считали. Пышные рауты, роскошные гостиничные номера, сногсшибательные наряды… Южноамериканцы были потрясены расточительностью президента далекой и малоизвестной им африканской республики.
— Ну и богата же эта неведомая Верхняя Вольта, — завистливо вздыхали они.
В Уагадугу Ямеого встретили скопления серых, обветшалых лачуг из глины, хмурые взгляды подданных, безразличные ко всему нищие в рубищах и на каждом шагу истерично-громкие речи подхалимов-соратников из правящей партии. Оптимистически настроенного президента первым посетили в его импозантном, истинно королевском дворце с множеством комнат и сотнями слуг министр финансов и глава службы безопасности. Первый почтительно положил перед президентом кипу неоплаченных счетов из Ниццы, Монте-Карло, Южной Америки:
— Господин президент, платить нечем. Казна пуста. Дефицит равен восьми миллионам долларов.
— Пустяки! Как-нибудь обернемся! — ухмыльнулся Ямеого, — Придется затянуть пояса. Объявите о введении по всей стране режима строгой экономии.
Второй доложил, что все труднее становится сдерживать растущее возмущение народа.
— Разве у пас нет армии и полиции, — отпарировал Ямеого. — Шесть лет вы повторяете одно и то же, однако ничего не происходит.
Введение новых налогов, сокращение заработной платы вызвало взрыв народного гнева. В конце декабря, отказавшись от рождественских праздников, трудящиеся по призыву профсоюзов и прогрессивных политических деятелей вышли на улицу. «Долой продажный режим!», «Долой взяточников и казнокрадов в правительстве!». «Долой Ямеого!» — выкрикивали демонстранты. До последней минуты Ямеого не верил в свое падение, полагаясь на армию и полицию. Однако армия не поддержала его.
В стране возникла сложная ситуация. Политические партии оказались разделенными мелочными склоками своих руководителей. Перед лицом катастрофического положения в республике они решили объединиться для свержения реакционного режима Ямеого, но, претендуя на власть, не смогли представить четкие программы действий. Политический вакуум заполнила армия. 3 января 1966 года начальник генерального штаба вольтийской армии полковник Сангуле Ламизана согласился стать главой военного правительства. Арестованный Ямеого был заключен в военный лагерь Гунгэн близ столицы. Однажды, проезжая мимо Гунгэна, я видел невзрачного человека, посредственно игравшего в теннис за оградой… «Это и есть наш бывший президент», — объяснил сопровождавший мепя журналист.
В мае — в пик жары — пересыхают вольтийские реки, за исключением Черной Вольты, наиболее стойкой из них, но и она имеет изможденный, страдальческий вид голодающего человека. От несносного пекла и порывистых ветров деревья измученной саванны превращаются в безжизненные, скрюченные скелеты. Мудрейшие из растений, вроде баобаба, сами сбрасывают в эту пору листву, чтобы солнечные лучи не выпарили из них последние соки. Другие, вроде отдельных видов акаций, обратили все свои листья в топкие колючки, высасывающие из иссушенного воздуха скудные молекулы влаги. Трескается земля, превращаясь в буро-красную пыль, до предела насыщающую атмосферу. Подчас возникает ощущение, будто дышишь не воздухом, а жаркой красной эфирной массой. Казалось бы, какое уж тут земледелие? Однако уныние рассеивается, когда замечаешь, что на полях вопреки злому зною трудятся крестьяне.
Не будет преувеличением сказать, что главным ресурсом юной республики в начале ее пути были люди. Современную экономику и культуру необходимо было строить фактически на пустом месте. Иначе независимость стала бы формальностью, предметом злорадных шуток недоброжелателей.
Однако в первые годы независимости проблемы экономики не тревожили деятелей типа Мориса Ямеого. Их «заботы» о пароде сводились к произнесению пламенных речей, заранее от первой до последней буквы написанных советниками из бывшей метрополии. Без одобрительного кивка иностранного советника во времена Ямеого не осмеливался открыть рта ни один вольтийский министр. Бездонная пропасть разделяла народ и правителей, которыми словно марионетками в театре кукол манипулировали хозяева из далеких западных столиц.
Лучшие свои качества, и прежде всего упорство и трудолюбие, вольтиец получил возможность раскрыть в созидательном труде на благо республики лишь с 1966 года, после ликвидации неоколониального режима. Своей первоочередной задачей правительство Сангуле Ламизаны сочло подъем сельского хозяйства. На праздниках независимости трудящиеся несли плакаты и транспаранты с лозунгами: «Вольтийская земля способна прокормить всех вольтийцев», «Книгой и плугом!», «Плуг на смену традиционной мотыге».
— В Африке надо мыслить скромными, близкими ей масштабами и понятиями, — говорил мне министр информации майор Била Загре. — В сельском хозяйстве, например, мы хотим оторвать крестьянина от мотыги, дать ему в руки сначала маленький плужок, а затем уже думать о тракторе. Мы обязаны с особым тактом и разумной осторожностью отучить крестьянина от старины и посвятить его в тайны современного сельского хозяйства.
Верхняя Вольта — сельскохозяйственная страна: 94 процента ее населения — крестьяне. Из-за неплодородности почв, разрушаемых эрозией, засушливого климата и недостатка воды 90 процентов земель вовсе не возделываются. Сами вольтийцы с горечью называют латерит не почвой, а горной породой. И все же, несмотря на эти объективные трудности, будущее страны во многом зависит от изменений в патриархально-родовом укладе Деревни.
Сукала — семейная община в Верхней Вольте — в корне отличается от узкого европейского понятия семьи. И у бобо, и у дагара, и у моси, и у других народов сукала, возглавляемая старейшиной, включает его жен, сыновей, внуков, их жен и детей. В нее также входят братья вождя, их жены, сыновья и незамужние дочери. Солидарность большой семьи издревле присуща вольтийцам. Большая семья, достигающая часто 50 человек, — основная трудовая ячейка. У бобо, живущих вокруг второго в стране города — Бобо-Диуласо, сельскохозяйственные работы всегда начинаются с поля старейшины — «отца» семьи. Это поле, возделываемое с особым старанием, должно гарантировать в случае неурожая пропитание всей семье, поэтому на нем обязан работать каждый. Мать и дети, вступившие в трудовой возраст (около 15 лет), также имеют свои отдельные участки. Обычно, хотя это и необязательно, бобо обрабатывают не только поле главы семьи, но и помогают друг Другу.