Африка: Сборник
Шрифт:
С заново пробудившейся тревогой, рожденной нынешней спокойной атмосферой, в его сознании возникли воспоминания о безысходном отчаянии. В ту ночь опять отключили свет. Он сидел в темной комнате, совершенно потерянный. Ему вспомнился случай военной поры, когда солдаты, охотясь за ибо, забрели в пивную неподалеку от их дома. Находившийся в пивной парнишка бросился бежать, и они послали ему вдогонку пулю. Парнишка вскрикнул: «Господи боже мой!» — закусив пальцы зубами и широко раскрыв глаза от ужаса, рухнул на землю и тут же скончался. Один из солдат с какой-то необъяснимой одержимостью пытался вытащить зажатые в зубах пальцы парнишки. При этом каждый раз приподнималась верхняя часть тела парнишки, а потом с глухим стуком оно снова падало на землю. Остальным солдатам надоели тщетные усилия их собрата, они швырнули труп в сточную яму и молча удалились. Вскоре из пивной выбежала проститутка
Сейчас он сидел, совершенно потерянный, в темноте, и воспоминание об этом далеком дне повергло его в еще большую тоску, позволило более глубоко и всесторонне осмыслить происшедшее. Сейчас его ум был спокоен. Когда наконец снова включили свет, представший перед ним мир казался ему более надежным. Однако Омово воспринимал это всего лишь как избавление от жестокости.
В один из последующих дней Айо опять зашел за Омово, и они, как обычно, пошли на взморье. Омово сидел на песке, неотрывно глядя на небо, будто высматривал нечто скрытое в его глубине. Айо ловил рыбу. Волны с плеском ударялись о берег и, журча, струйками стекали вниз, а ветер гнал воду вдоль берега, образуя сложные завихрения. Стояла мертвая тишина, но эта тишина была мнимой. Айо отложил удочку в сторону, неотрывно глядя на воду. Омово заинтересовался — что привлекло внимание его спутника. Айо предложил поплавать, в ответ Омово сказал, что не плавал бог весть с каких пор. Айо рассмеялся и указал на коралл с отколотой верхушкой, едва различимый среди гниющих морских водорослей. Омово поднялся, потянулся и… так и есть — Айо плеснул на него водой. Омово сначала рассердился, потом рассмеялся, и они стали плескаться и прыгать в воде. Айо нырнул и вскоре вынырнул, держа в руках коралл с серыми прожилками. Это был редчайший экземпляр с экзотической окраской; он напоминал вынутое из груди большое сердце. Омово попросил дать ему коралл и долго разглядывал его. Они вышли на берег, с них струйками стекала вода, клочья гниющих водорослей прилипли к волосам Айо. Они легли на песок, чтобы обсохнуть на солнце, и все это время Омово неотрывно глядел на коралл, то стараясь угадать в нем сходство с каким-то предметом, то просто любуясь им, но в том и другом случае его обуревала навязчивая мысль о невосполнимых потерях. Неуемная тоска сковала душу; он замер на месте, потом встряхнулся и крикнул:
— Я понял!
Айо повернулся к нему:
— Что?
Время промчалось мгновенно, ощущение пустоты возникло, когда он сидел на берегу, вглядываясь в безоблачное небо. Он снова опустился на песок, уткнулся лицом в ладони и тихим хриплым голосом пробормотал:
— Ушло. Ничего и не было.
Вскоре они пошли домой.
Почти всю дорогу они молчали. За этим молчанием скрывалось у одного — отчаяние, у другого — спокойствие. Потом Омово сказал:
— Айо, я хочу рассказать тебе одну историю.
Айо кивнул. Омово, поняв, что тот приготовился слушать, начал:
— Однажды я оказался в просторном пустом коридоре. Я бесцельно бродил по нему и вдруг увидел необычайно красивую дверь, которая слегка приоткрылась как раз в тот момент, когда я поравнялся с ней. Это была единственная дверь во всем коридоре. Так как она, приоткрывшись, скрипнула, я машинально заглянул в дверную щель и увидел комнату сказочной, не поддающейся описанию красоты, услышал тихо звучавшую там волшебную музыку, мерцающий неземной свет. Я испытал истинный, потрясший меня до глубины души восторг. За один этот краткий миг можно было отдать все, даже обречь себя на мучительные страдания. Однако я прошел мимо, охваченный волнением и тревогой, и вдруг понял, что увиденное мною — это и есть смысл всей жизни. Я повернул назад с намерением снова отыскать ту дверь. Прошел несколько огромных пустых коридоров и наконец пришел туда, где пространство, казалось, разделялось на множество условных направлений. Я не знал, куда мне следует идти. Некоторое время в замешательстве потоптался на месте, а потом решил вернуться туда, откуда пришел, полагая, что нечаянно проглядел комнату, но не мог отыскать даже тот коридор. Неожиданное видение неудержимо влекло меня. Я был в отчаянии и совершенно опустошен. Снова и снова я искал вожделенную дверь, мечтая лишь о том, чтобы еще один только раз на короткое мгновение заглянуть в узенькую щелку…
— Ну и как? Вы нашли ее?
— Что? А-а… — И после некоторой паузы: — Нет. Так и не нашел.
— Как грустно.
Омово ничего не ответил. И Айо спросил снова:
— Это произошло с вами?
— Да. Наверно, со мной. Но я не могу вспомнить — где и когда.
— Как грустно, — повторил Айо.
На этом они попрощались. Оставшись один, Омово стал размышлять по поводу слова «грустно» и с удивлением обнаружил бесплодность этого занятия. Вскоре он сам оказался во власти неясной томительной грусти.
Омово постирал свои вещички и лег спать. Он ворочался и чесался, старался зажмуривать глаза поплотнее, словно сама темнота мешала ему уснуть. Воздух по-прежнему полнился звуками, но теперь они уже не оказывали на него столь же благотворного действия, как в первые дни. Запах плесени в комнате действовал ему на нервы, а бесконечное отключение света вызывало бессильное бешенство. Он лежал в темноте, прислушиваясь к скрипу пружин при каждом его малейшем движении. Огромные разноцветные пятна плясали у него перед закрытыми глазами, и каждый раз, когда он пытался избавиться от этого видения, он отчетливо понимал тщетность своих усилий; более того, ему казалось, что каждому цвету соответствует то или иное неприятное ощущение, например, мышечное напряжение в плечах, боли в пояснице или в затылке. Потом он постепенно успокоился, разноцветные пятна исчезли, и на их месте простерлась пустота, готовая заполнить его сердце. Постепенно его одолела дрема, и он вскоре заснул.
Проснулся он внезапно. Какой-то звук или шорох нарушили ночную тишину. Ему показалось, что кто-то ходит по крыше из рифленого железа. Он старался себя успокоить. Медленно тянулись минута за минутой. Напряженность и страх. Усталость и мука. Ожидание и настороженность. Потом удивление. Он был удивлен. И это удивление побудило его к действию. Он был неестественно спокоен. На столе, покрытом красной тканью, лежал подаренный Айо коралл. Он лежал плашмя, абсолютно утратив свою красоту. Коралл. Удивление. Тишина. Прошло несколько мгновений, и вдруг Омово встал, натянул рубашку и брюки, взял коралл и вышел из комнаты.
В деревне царила тишина, если не считать раздававшегося время от времени пения петуха. Свежестью пахнуло ему в лицо. Ветки и листья шелестели на ветру. Бодрящая свежесть раннего утра; клочья тумана, плывущие меж пальмовых деревьев; отчетливо вырисовывающиеся ряды хижин, глинобитных домиков и многоэтажных зданий; тропинки, петляющие в кустарнике; земля, отзывающаяся глухим вздохом на каждый шаг человека; жадно ловящее каждый звук небо, — вот образы, отчетливо возникавшие в момент рождения ясности. Небо озарялось ярким светом и мягко отражалось в морской глади. Потом прилетели птицы, и ожил удивительный мир. Омово осенила мысль, которую он выразил одним словом — мгновение. Перед мысленным взором возникло лицо, излучающее чистый, трепетный, ослепительно яркий свет. Все вокруг оказывается втянутым в водоворот первозданного изменчивого мира. Он погружается в размышления по поводу снизошедшего на него чуда.
Мгновение. В каждом мгновении заключено бесконечное множество явлений. При ударе по гребню скалы образуются мириады осколков. Сокровенный трепет любви. Упрочившийся взгляд на ужасающий портрет человечества, который не поддается завершению. Квинтэссенция беспомощности. Бесплодность попыток. Превратное представление о рухнувших надеждах. Отчаянные молитвы, которых никто не слышит. Слово, решение, нога, занесенная над пропастью; чувство, интуиция; дитя, умирающее в слезах; разрушение, смерть, утрата, утрата собственной души; мета безумия; пустыня бесконечных странствий; нескончаемая вереница потерь; насильственно прерванная жизнь. Отвратительные хитросплетения творимой по чьему-то произволу истории; до и после; ясность и хаос; вехи вечно движущейся жизни, которая стоит на месте; душа, обремененная бесполезными знаниями; чудовищная жестокость; жизни, прожитые и в то же время не прожитые; мутации жестокости; мгновения тишины в непрерывном шуме; посвящение в одиночество. Мгновение. Ложь, фантазия, обман, особенно искусный, когда в ход пускается образование; шарада, именуемая независимостью; история, приспособленная к личным интересам; светящаяся точка, исчезнувшая навсегда. Мимолетное, призрачное видение райского блаженства, бередящее душу. И все прочее.
Удивление прошло. Местами коралл отливал тусклым блеском — там, где еще продолжала теплиться жизнь. У Омово голова раскалывалась от боли, и ему было грустно оттого, что он не удержал в памяти красоту, явившуюся ему с рассветом. На берегу, в некотором отдалении, девушка делала гимнастику. Омово догадался, что это сестра Айо; он повернулся и пошел к дому.
— Отец болен. Уже около полугода. Но старается бывать на ферме каждый день. Даже когда чувствует себя совсем плохо. Сегодня он лежит в постели, не может подняться. Отец умирает. У него какой-то странный вид.