Африка — земля парадоксов
Шрифт:
— Если умирает бездетный, мы чертим у него древесным углем линию от пупка вниз, между ног и вокруг срамного места. Она зовет усопшего не посещать более мир живых, то есть «умереть навсегда», как мы говорим, посвятил меня Лупунга в суть этого ритуала.
— О хорошем, добром человеке мы говорим: у него белая печень, а о злом — у него черная печень, — наконец растолковал Лупунга суть своего приветствия при знакомстве. — Первый общителен, веселится вместе с другими, помогает всем и сам рассчитывает на их помощь, а второй способен на убийство, с ним лучше не водиться.
Белый цвет — признак незапятнанности, неоскверненности…
—
У человека приветливого, чистосердечного, не держащего камня за пазухой, — «белый живот». Живот средоточие большинства жизненно важных органов — некоторым образом в социальном отношении определяет человека в целом, рассуждают ндембу. В нем, по поверьям, пребывает душа. Иметь «белый живот» означает служить взаимопониманию и миру, то есть оправдывать ожидания, которые общество возлагает на каждого.
«Для народов Экваториальной Африки недействительны индо-арийские соответствия: добра, идеала, истины — цвету белому, а зла, «низменного», лжи — цвету черному, так что выражение типа «черная неблагодарность» там будет восприниматься как противоестественное, вроде: «благодарное зло», как оксюморон, а восклицание Отелло: «Черен я!» — может восприниматься не трагически, а одически, как самовосхваление», — считает этнограф Георгий Гачев.
Символику цвета людям внушает природа через деревья с белой или красной смолой, белые или черные плоды, белую каолиновую глину или красную окисленную землю, черный ил, древесный уголь, белые солнце и луну, черную ночь, красноту крови, белизну молока, темный цвет экскрементов. Животные и птицы тоже оцениваются по их цвету. У каждого народа за века сложились национальные образы, национальная модель мира. Национальное — зеркальное отражение места, времени и жизни.
Лишение человека чувства родного пространства и времени (иначе говоря, истории), разрушение внутренней гармонии, строя и ритма, искажение, смена мышления и понятий превращают его в обреченное на вырождение биологическое существо, в пыль, стирают в прах его индивидуальность, питаемую видением привычного ему мира, представлениями о добре и зле, усвоенными за многие поколения в географически конкретных пространственных условиях. Примерно так африканские философы трактуют коренное в соотечественниках. Для них на свете нет ничего отвлеченного — есть только понятия, ставшие со временем абстрактными, поскольку чересчур отдалились от природных истоков. «Предрассудок! Он обломок давней правды», — подметил Е. Баратынский. Тем более устоявшиеся понятие или обычай!
Все это так, но когда я пытался отыскать в Африке «давнюю правду», какой-то общий знаменатель толкования цветов, то всякий раз терпел неудачу. До сих пор в сознании тлеет ощущение того, что нечто общее, несмотря на его неуловимость, все-таки есть, по крайней мере должно быть. Практика же опровергает умные теории, гипотезы, заставляя в каждом случае отталкиваться от жизни и быта каждого конкретного народа.
Для чокве (восток Анголы) белый цвет — это жизнь, здоровье, луна, женский пол, в то время как красный связан с болезнью, солнцем и мужским полом. Белая глина животворна, а наличие красного в обряде обрезания намекает на то, что этот цвет связан не только с болезнями, но и с их предотвращением.
У лувапе красное — синоним жизни и крови. Близкие,
На побережье Камеруна белый — цвет «другого состояния». Красный или желтый — радость. Черный скрывает что-то плохое. Белая глина, напротив, рассматривалась как счастливое предзнаменование. Зеленый цвет ислама сохраняет свою силу у мусульман Африки.
В Африке — надо помнить это — белый и черный цвета не только противополагаются друг другу, но и появляются в тесной связи друг с другом, между тем как черное редко бывает выраженным явно. Красное же, имея свойства общие и с черным, и с белым, чаще всего образует пару с белым.
В королевстве Буганда (Уганда) маски умерших сыздавна окрашивают в белый цвет. В Национальном музее африканского искусства в Вашингтоне есть две похожие маски: игбо (Нигерия) и пенде (Заир). Одна половина каждой — белая, другая — черная. Но если маска игбо показывает двойственность добра и зла (или красоты и уродства), то маска у пенде в одном обряде представляет человека, в которого вселился злой дух и человек упал в огонь и обжег часть лица, а в другом — просто больного человека, которого надлежит вылечить лихим танцем и песнопениями.
В том же музее словно бы бросает вызов всем и вся дерзко выглядящая фигурка знахаря с высунутым языком, склонившегося на одно колено, с руками на бедрах и коробкой принадлежностей для волхвования на животе. Лицо чудодея окрашено в черный и красный цвета, которые отделены друг от друга широкой белой линией, проходящей от лба по носу, языку и подбородку.
— Высунутый язык, возможно, указывает, что лизание лекарств — часть ритуала. Но сочетание красного цвета на правой стороне и черного на левой носит угрожающий характер. Судя по упомянутым деталям, можно предполагать, что эта скульптура — сильнодействующий, насильственный, карающий фетиш, — дает свое объяснение преподаватель по искусству Хаверфордского колледжа Вайатт Макгаффей.
Хранительница музея Брайна Фрейер хотела использовать живописную фигурку в качестве эмблемы одной из временных выставок, однако воспротивились ее сотрудники, сочтя изображение враждебным.
— Руки на бедрах — настолько агрессивный жест, что невольно чувствуешь себя в опасности, настороже, да и на лице знахаря все это написано, — добавила она.
В Заире и ЦАР для изгнания злых духов и при погребении умерших пляшут красные маски, помеченные белыми и черными рубцами.
Бауле в Кот-д’Ивуаре на праздник урожая надевают маски кпле-кпле в виде диска с рогами. В них преобладают красный и черный цвета, а глаза обведены белой глиной. Для бете, живущих там же, красный цвет глаз в масках (в жизни тоже) — признак жестокости, белый — болезненности, склонности к заболеваниям.