Африканская ферма
Шрифт:
— Зачем вам эта фикция брака?
— Затем, что остается одна-единственная вещь, которую мне не позволяет совершить совесть. Я вам уже говорила.
— Отчего бы вам не выйти за меня?
— Потому что тогда мне уже не освободиться. Вы будете держать меня мертвой хваткой.
Линдал глубоко вздохнула.
— Где то кольцо, которое я вам подарил?
— Иногда я надеваю его. Но мне тут же хочется снять его и швырнуть в огонь. А на другой день я снова надеваю… И целую его…
— Стало быть, вы еще любите меня?
— Неужели вы думаете, что если б
— Боюсь, что сейчас я невидим, — произнес он. — Не смотрите на огонь так пристально, быть может, тогда вы соизволите заметить меня.
Он подвинул кресло так, чтобы оно стояло между очагом и Линдал. Она подняла лицо и посмотрела ему в глаза.
— Если вы любите меня, — сказал он, — отчего вы не хотите стать моей женой?
— Потому что через год я отрезвею и пойму, что у вас точно такие же руки, точно такой же голос, как у любого другого мужчины. Какое-то странное наваждение мешает мне видеть это сейчас. Вы затрагиваете лишь одну сторону моего существа. Но есть другая, духовная сторона, которой вам не затронуть. Более того, вы о ней ничего не знаете. Если бы я стала вашей женой, эта духовная сторона проявилась бы с полной силой, — и тогда я возненавидела бы вас навсегда. А теперь я ненавижу вас только временами.
— Приятно слушать ваши метафизические рассуждения, — произнес он, подперев голову одной рукой. — Скажите, в их развитие, что вы любите меня правым, а не левым желудочком своего сердца, правым, а не левым предсердием и потому вы питаете ко мне недостаточно возвышенное, одухотворенное чувство. Люблю слушать ваши философствования.
Она окинула его спокойным взглядом, понимая, что он пытается пустить против нее в ход ее же собственное оружие.
— Вы поступаете неразумно, Линдал, — сказал он, переходя на серьезный тон, — в высшей степени неразумно. Это ребячество. Право, вы удивляете меня. Идеалы, теории — все это прекрасно, но вы не хуже меня знаете, что они неприменимы в жизни. Я люблю вас. Я не говорю, что люблю вас каким-то высшим, сверхчеловеческим чувством, что любил бы вас, будь вы уродливы и безобразны, что продолжал бы обожать вас вечно, как бы вы ко мне ни относились, будь вы даже бестелесным духом. Оставим сантименты безусым мальчишкам. Всякий взрослый человек, а вы человек взрослый, прекрасно знает, что такое любовь между мужчиной и женщиной. Я люблю вас такой любовью. Кто бы мог подумать, что я буду дважды предлагать руку женщине, тем более женщине небогатой, которая…
— Продолжайте. Не щадите меня… «которая сама кинулась мне на шею и утратила право быть со мной на равных», — это вы хотели сказать? Договаривайте. Мы-то уж можем говорить друг другу правду.
Помолчав, она добавила:
— Я верю, вы любите меня, насколько вообще способны на это чувство; верю, что, предлагая мне руку, вы совершаете великодушнейший за всю свою жизнь поступок. А ведь попроси я вас сама о великодушии — вы бы отказались прийти мне на помощь. Если бы месяц назад, получив послание,
Через неделю вы уплыли бы в Европу, а мне прислали чек на сто пятьдесят фунтов (который я бросила бы в печь!), и больше я о вас не слышала бы.
Гость усмехнулся.
— Но стоило мне отклонить ваше предложение, написать, что через три недели я выхожу за другого, и в вас тотчас проснулось то, что вы называете любовью. И вот вы здесь! Мужская любовь сродни мальчишеской любви к бабочкам, у всех вас одно желание — схватить и оборвать крылья.
— Какая глубокая житейская мудрость! — сказал он. — Вы, видно, хорошо изучили жизнь.
С таким же успехом он мог бы насмехаться над огнем, пылающим в камине.
— Я изучила жизнь достаточно, чтобы понять главное, — ответила она, — вы любите меня только из духа противоречия. Я понравилась вам, потому что была безразлична ко всем мужчинам, не исключая и вас. Вы решили покорить меня, потому что я казалась неприступной. Вот чем объясняется ваша любовь.
Ему хотелось наклониться и поцеловать уста, которые бросали ему вызов, — но он сдержал свой порыв и тихо спросил:
— A вы за что меня полюбили?
— За силу. Вы первый, кого я боялась. И еще, — прибавила она с мечтательным видом, — еще мне хотелось испытать это чувство, самой испытать. Этого вам не понять.
Он улыбнулся.
— Ну что ж, коль скоро вы не намерены выходить за меня замуж, позвольте полюбопытствовать, какие у вас намерения и что это за планы, о которых вы мне писали. Вы просили приехать и выслушать вас. И вот я здесь.
— Я писала! «Приезжайте, если хотите». Так слушайте. Если вы согласитесь на мои условия, то я буду вашей. Если нет, то в понедельник я венчаюсь…
— Каковы же эти условия?
Она смотрела мимо него на огонь в очаге.
— Я не могу выйти за вас замуж, — медленно проговорила она, — потому что не желаю ничем себя связывать. Но если хотите, я уеду с вами, полагаясь на ваши заботы. А когда мы разлюбим друг друга, мы так же просто расстанемся… В деревне я не хочу жить, в Европу я тоже не поеду. Поедемте в Трансвааль, куда-нибудь в глушь. Людей, которые там живут, мы уже не встретим потом ни в одном уголке мира.
— О, дорогая, — сказал он, с нежностью склоняясь к ней и протягивая руку, — отчего вы не хотите вручить свою судьбу мне? Неужели вы меня покинете и уйдете к другому? Так, должно быть, и будет.
Она покачала головой:
— Зачем загадывать так далеко? Я уеду с вами.
— Когда?
— Хоть завтра. Я сказала на ферме, что еще затемно собираюсь к соседям. Из города я напишу и все объясню. Терпеть не могу упреков, уговоров. Я хочу разом порвать со всем окружающим, хочу исчезнуть бесследно. Вы понимаете, что это совершенно необходимо.
Он усиленно что-то обдумывал. Затем, помолчав, сказал:
— Что ж, это лучше, чем лишиться вас. Я согласен. Если вы настаиваете, пусть будет так.