Африканское бешенство
Шрифт:
– Сравнительно недавно я ввел обезьянке Лаки культуру вируса Эбола, – произношу я с подчеркнутой артикуляцией. – Провел тщательные клинические наблюдения. Лаки была на все сто процентов инфицирована, со всеми сопутствующими симптомами. Сегодня утром взял ее кровь на анализ…
– Ты хотел ее убить? – не выдерживает Элизабет, однако я делаю вид, что не расслышал реплики, и продолжаю:
– Так вот. Результат пробы крови на Эболу – отрицательный, как и у всех нас! Лаки абсолютно здорова!..
Джамбо сидит у стены, скрестив руки. Лицо его, как и обычно,
Элизабет смотрит на меня исподлобья. Губы плотно сжаты, брови сдвинуты к переносице. Во всем ее облике читается непонимание услышанного. Оно и неудивительно: ведь все, что касается опытов, вакцин, микроскопов и лабораторий для нее, человека очень практичного, – другая планета. Элизабет вообще из категории людей, живущих сегодняшним днем…
И лишь Миленка, примостившаяся на подлокотнике старого кресла, принесенного на кухню из жилого блока, сразу же все понимает, тут же соскальзывает с подлокотника в кресло, мотает от восторга ногами и заливается безудержным смехом.
– Неужели это правда? – спрашивает она сквозь приступ безотчетного смеха. – Нет, скажи, что ты не шутишь! Ты действительно изобрел вакцину от Эболы?
Я усаживаюсь за стол, механически перекладываю приборы. Все-таки с нервами у меня в последнее время не все в порядке…
– Миленка, – произношу нарочито сдержанно. – Я не говорю, что изобрел противоядие, я лишь делюсь с вами результатом последнего клинического испытания на нашей дорогой мартышке. Пока похоже на то, что я на верном пути. Но как поведет себя эта вакцина в человеческом организме – сказать не могу.
– Честно говоря, даже немного жалею, что я не заражен Эболой, – со свойственным ему черным юмором произносит Джамбо, – а то было бы на ком испытать!
– Тут таких кандидатов в Оранжвилле – десятки тысяч, – хмыкает Элизабет. – Не все же еще вымерли!..
– Предлагаешь развесить объявления по нашему району? – не удерживаюсь я от подколки. – Мол, уважаемые граждане инфицированные, если кто-то из вас желает попробовать излечиться и вернуться к созидательному труду – милости просим к нам в подвал. Вход с оружием воспрещен…
И тут до меня, наконец, доходит: для успешного окончания эксперимента и для чистоты клинических наблюдений мне позарез необходим еще один инфицированный. Не зеленая мартышка Лаки, а человек. Кто угодно – тихий торговец, невольно ставший громилой, профессиональный бандит из портовых трущоб, хоть заболевший Эболой белый наподобие покойного Эндрю.
Курума, выслушав меня, отважно предлагает:
– Если у тебя еще остались пробирки с вирусом, можете заразить меня, мистер Артем!
– Я бы и сам себя заразил, да только не осталось у меня ничего. Я зараженную кровь Эндрю и так растягивал, как только мог, а это ведь не дрожжи, она сама себя не воспроизводит!
Элизабет угрюмо молчит. На лице ее застыло сосредоточенное выражение, словно у математика, оперирующего в уме четырехзначными числами. Наконец, через напряженную паузу, она произносит:
– Я так понимаю, что для окончания опытов нужен хотя бы один человек. Но стопроцентно больной. Или таких людей надо несколько?
– Хватит и одного.
– Взять пленного в городе нереально, – продолжает толстуха. – Они все сбиваются в стаи, попытаешься достать одного – набегут другие.
– У тебя есть какие-то предложения? – нетерпеливо перебиваю я.
– Есть. Вот послушай…
Элизабет, как всегда, лаконична, но ее предложение и на этот раз не лишено логики. Мол, следует по тем же подземным коллекторам выйти на окраины города, а уж оттуда можно пробраться в небольшую деревню, где у Элизабет едва ли не половина населения – родственники. Они наверняка помогут найти хоть одного инфицированного, ведь местные деревенские африканцы – прирожденные охотники. Взять в плен нужного человека можно или на окраине Оранжвилля, или где-нибудь на дороге – ведь еды в городе наверняка мизер, и все эти громилы рыскают по ближайшим деревням. Капкан, волчья яма, сетка с верхушки пальмы или просто удар дубинкой по голове – тут все средства хороши. А уж что дальше – или пленного доставят в миссию, или же мы с готовыми препаратами доберемся до деревни, – будет видно.
– Неужели будете ловить пленных сеткой и ставить на них капканы? – не верит Миленка.
– А почему бы и нет? – хмыкает Элизабет. – Когда-то давно, во времена работорговли, одни наши племена так охотились на другие. Связывали пленных и продавали их белым.
– Что ж, план неплох. Но при условии, что твои родственники сами здоровы, – добавляю я недоверчиво.
– Будем надеяться, что зараза туда еще не дошла, – успокаивает Элизабет. – Ведь она началась в городе…
– А беженцы из Оранжвилля? – вспоминает Миленка. – Люди, разбежавшиеся по деревням в самом начале, тоже могут быть инфицированы! И тогда…
– Придется рискнуть, – басит Джамбо. – У нас вновь нет выхода. Сделаем так: вы, мистер Артем, остаетесь тут, а мы с Элизабет сегодня же выходим.
…Раннее утро – самое удачное время для того, чтобы миновать короткий отрезок от миссии до ближайшего входа в коллектор. Все точно так же, как и в тот раз, когда я отправлялся в зоопарк, только сейчас в Оранжвилле моросит – ведь вскоре начнется сезон дождей. Ветер рвет с крыш куски жести, дребезжит в нежилых окнах осколками стекол. Улица пуста, но впечатление это обманчиво…
Обмениваемся с Джамбо скупыми прощальными рукопожатиями.
– Возвращайтесь живыми и здоровыми, – напутствую друзей. – И по возможности побыстрее.
– И вам с Миленкой удачи, – улыбается Курума. – А за нас не беспокойся, мы все-таки местные…
– Надеюсь, за неделю управитесь и вернетесь?
– Это не от нас зависит, – констатирует Элизабет. – В любом случае, сидите тут пока тихо и никуда не высовывайтесь. Уж если после всех приключений мы остались в живых – всем нам должно повезти и в этот раз…