Африканское бешенство
Шрифт:
– Почему это не горят?
– А кто тогда будет поддерживать порядок в преисподней и строить козни против людей?
– Некоторые люди способны превратить свою жизнь в ад вполне самостоятельно, – улыбаюсь в ответ. – Безо всяких козней дьяволов.
Незадолго до полуночи в гараже появляется Жозе. Он заметно утомлен и чем-то встревожен, хотя всячески стремится выглядеть бодрым и деловым. Видимо, в Посольском районе стряслось что-то из ряда вон выходящее…
– Наверное, ты все-таки прав, Артем, – наконец соглашается со мной мистер Пинту и продолжает не без скрытого пафоса: – Для мужчины
– Безвыходная она или нет – пока неизвестно.
– Комендант Посольского района решил вам немного помочь. Выделяет вам по пистолету на каждого, по помповому ружью и немного патронов. И еще кое-чего. Зайди к нему, забери. Ты хоть умеешь стрелять?
– До института я даже успел отслужить в армии военным фельдшером. Но стрелять в людей как-то не приходилось. Микроскоп и химический анализатор нравится мне куда больше, чем автомат.
– Комендант предлагает еще двух охранников в помощь… Впрочем, последнее слово за тобой.
– А сами охранники согласны с нами ехать?
– Они в подчинении коменданта. Стоит лишь приказать…
– Не надо никому приказывать, Жозе, – устало отмахиваюсь я. – Ехать в миссию по теперешней ситуации могут только добровольцы.
– Не передумал?
– Понимаешь, Жозе… Не надо относиться к своей жизни, как к подвигу, или как к игре, или как к источнику удовольствий. И уж тем более – как к некой сакральной чаше, которую следует испить до дна. Ведь все мы когда-нибудь умрем – рано или поздно. Так не лучше ли умереть достойно, чем ожидать, пока…
Я не успеваю договорить: совсем рядом, за забором трещит короткая автоматная очередь, и на нее тут же накладывается душераздирающий стон. Жозе бросается к простенку, увлекая меня за собой. И лишь Джамбо остается стоять за фургоном, потому что воздух пронзает угрожающий свист, и метрах в ста от нас бухает тяжело и объемно. Не иначе как минометный снаряд. Одиночные выстрелы, похожие на пистолетные, громкое ругательство, крики, снова выстрелы, удар чем-то тяжелым в стену… И тут всю эту мешанину звуков уверенно перекрывает стук пулеметов: это, наконец, среагировала охрана с вышек.
Стрельба смолкает так же внезапно, как и началась.
– Это еще не штурм, – успокаивает Жозе, утирая вспотевший лоб.
– А что – праздничный салют в честь нашего отъезда? – саркастически хмыкаю я.
– Однако штурма можно ожидать в любой момент, – без тени улыбки продолжает Пинту. – Насколько я знаю, продукты в Оранжвилле на исходе. Все поставки из деревень, естественно, прекращены. Порт закрыт третий день, продуктового импорта нет, да и рыбаки, наверное, давно уже не выходят в море. Я уже не говорю о пресной воде, которая тут всегда была дефицитом. А у нас, по общему мнению, есть чем поживиться.
– Ну, хорошо – захватят они наши запасы продовольствия, – продолжаю я логическое построение. – Но ведь это лишь продлит их агонию!
Жозе несколько минут напряженно молчит, и я понимаю, что будущий штурм «Хилтона» – далеко не самое страшное, что нас ждет.
– Боюсь, что агония скорее ждет всех нас. Артем, извини, не хотел тебе рассказывать раньше времени… Но и скрывать это от коллеги не имею права. У нас в «Хилтоне» подозрение на Эболу. Конечно, сейчас все на грани нервного срыва и подозревают друг друга, но слишком многие симптомы, к сожалению, сходятся…
Во рту у меня сразу же появляется противный, кисловатый привкус беды. Конечно, я подозревал, что нечто подобное может рано или поздно произойти уже и в Посольском районе, но не думал, что так скоро.
Вот и выходит, что теперь шансы заразиться уравниваются у всех. Правда, шансов быть пристреленным тут, в Посольском районе, все-таки несравненно меньше. Во всяком случае, пока…
6
Мощный фонарь вырубает в ночной тьме огромную желтую прорубь. Обзорная камера хищным хоботком объектива буравит пространство перед въездными воротами в Посольский квартал. Вот уже полчаса я сижу в башенке перед этими воротами и сквозь пуленепробиваемое стекло наблюдаю за темной улицей.
С момента нашего бегства в «Хилтон» не прошло и двух дней, а привычный ландшафт Оранжвилля напоминает теперь 3D картинку из компьютерного шутера про «Конец света». В каких-то двадцати метрах от ворот возвышается сгоревший остов армейского джипа. Передняя дверка открыта, и в свете фонаря заметно, что на водительском сиденье чернеет обгоревший человеческий силуэт.
Джип этот расстреляла наша охрана еще днем при попытке прорваться на территорию Посольского района. Охранники действовали без паники и на удивление хладнокровно. Хотя – как знать? – может быть, среди пассажиров джипа были их знакомые, друзья или даже родственники?! Наш комендант заверил, что при малейшем подозрении все приближающиеся к воротам автомобили будут уничтожаться безжалостно, охране приказано по ночам стрелять на малейший шорох. Дай-то бог. Только на все машины Оранжвилля у нас явно не хватит патронов…
Магазинчик напротив разграблен пару часов назад: витрина высажена, сорванная с петель дверь валяется на обочине. В чудом сохранившемся стеклянном фонаре над входом тускло мерцают багровые отблески пожара в соседнем квартале. Слева от входа – огромные мусорные контейнеры, переполненные до краев. Из-под крышек торчат обрывки бумаги, свешиваются ошметки целлофана. Контейнеры эти напоминают пасти огромных всеядных чудовищ. Их никто никуда не увезет: коммунальные службы Оранжвилля прекратили работу навсегда.
За магазинчиком, в темной зелени старых пальм, утопает пятиэтажное здание телефонной станции, сожженной еще в первый день погромов. Сорванная взрывом крыша, пустые глазницы окон, бутылочный блеск раскуроченной вывески… Ловлю себя на мысли, что в огромном бетонном чреве наверняка кто-то есть. Не хочется думать, что эти люди наверняка вооружены и что они в любом момент могут засадить по моей будочке из гранатомета.
Где-то совсем рядом ярко вспыхивает огонь, и желтовато-гнойные отблески зарева сразу же привносят в ночной пейзаж безотчетную тревогу. По стенам то и дело скользят зловещие ломаные силуэты, вырастают до гигантских размеров и сразу же съеживаются. Где-то совсем рядом пронзительно вскрикивает какая-то птица, ритмичный посвист крыльев со свистом прорезает ночную тишину.