Афрофикшн
Шрифт:
Октябрь 20*1
***
Сколько бы раз я ни начинала новую жизнь, она мало отличалась от предыдущей. Жизнь без Макса не стала лучше. Вскрылись старые раны, просочилось подзабытое одиночество. Макс с лихвой заполнял собой пустоту, которая часто делала меня несчастной. С его появлением в прошлом остались неудачные романы и безответные влюбленности. За два года он доказал, что не отречется от меня, пока я сама об этом не попрошу. И мне было спокойно, и ничего больше не хотелось. Хотелось только состояться как писатель, начать зарабатывать
Вот уже год я живу свою новую жизнь и даже начала немного писать. Этот зуд продрался сквозь дебри отрешения. В мою жизнь вернулись тексты. Сначала я начала брать небольшие заказы: рекламные слоганы, посты в соцсетях, лендинги.
Недавно отредактировала и переименовала «Восход» и снова отправила его по издательствам. Текст, конечно, узнаваем, но в редакциях, как и везде, текучка, может, кто-то свежим взглядом посмотрит на роман и не вспомнит скандал годичной давности вокруг имени Кира Найт. Тем более, на этот раз я подписалась своим настоящим именем. Как будто была уверена, что в моей жизни больше не случится ничего, способного его очернить.
Как минимум, я больше не связываюсь с мужчинами, если не вижу в них потенциала для долгих и серьезных отношений. Макс был скорее отдушиной. Больше я не пойду на компромиссы. Все или ничего. Пока ничего. Случайные, ни к чему не обязывающие встречи в барах по пятницам. А для души – общение с коллегами и клиентами, но их едва ли можно рассматривать как потенциальных партнеров. В любом случае, я не готова впустить в жизнь еще хотя бы одного мужчину, который привнесет в нее хаос.
Я достаточно быстро оправилась от тех событий благодаря позитивному мышлению. Уверена, что все плохое происходившее со мной до сегодняшнего дня – лишь стечение обстоятельств. Сама по себе моя личность не притягивает неприятности, нет никакой кармы, судьбы, тем более порчи, а значит, рано или поздно мне повезет. Что-то хорошее обязательно случится – в карьере, творчестве или личной жизни. Поэтому нет никакого смысла зацикливаться на негативе прошлого. Иногда энтузиазм начинает пошатываться, но тогда я выпиваю вина и ложусь спать. Мне давно стало понятно, что никакие физические нагрузки не снимают стресс так эффективно, как бокал вина. На этом и успокоилась.
Люблю иногда проводить время в обществе Линды – раскрепощенной метиски с идеальной фигурой и нигерийскими корнями. Меня с ней познакомила Яна, которая когда-то работала у нас секретарем, но потом открыла свою небольшую компанию по организации праздников. Яна была полной противоположностью Линды – кроткой и скромной, но именно она с открытым ртом слушала истории о похождениях Линды.
Линда – вольная художница и модель. На пару лет старше меня, но ее упругая кожа цвета кофе с молоком, кажется, заморозила свою обладательницу в двадцатипятилетнем возрасте.
В компании девчонок меня радует отсутствие запретных тем. Все мои одноклассницы и сокурсницы давно повзрослели и считали моветоном обсуждать парней и подробности личной или сексуальной жизни.
С Линдой же мы погружались в то подростковое время, когда ничего на свете не было интереснее, чем обсудить любовные приключения и постельные дела. Можно было не заморачиваться на счет того, как не показаться посредственной пустышкой, а просто наслаждаться девчачьей болтовней.
– До сих пор удивляюсь, как же ты остановилась на Роберте, при таком количестве воздыхателей? – вздыхает Яна, которая потеряла девственность со своим действующим мужем. Иногда мне кажется, что Яна только из рассказов Линды черпает информацию о мире мужчин.
Линда закатывает свои черные глаза, как бы давая нам, ссыкухам, понять, что ответ лежит на поверхности. Отодвигает пустой бокал из-под пива, кладет свои загорелые локти на стол и говорит:
– Существует только один значимый критерий выбора. Роберт идеально владеет языком. Он подарил мне лучший кунилингус в моей жизни, и это определило его дальнейшую судьбу. И мою. Мужчине можно многое простить, кроме дилетантства в этом вопросе. Недопустимо связываться с мужчиной, если он путает клитор с коленкой.
Яна вмиг погрустнела, а я попыталась сгладить заявление Линды, чтобы поддержать Яну:
– Всегда можно направить, если что-то не так.
– А если он даже не пытается? – чуть не плача спрашивает Яна.
– Тогда сесть ему на лицо! – безапелляционно заявляет Линда.
– Поговорить. Попросить или намекнуть – сглаживаю я. Если он не эгоист, то не откажет.
– И как я пойму, умеет он или нет?
– Детка, тут ты зришь в корень. Ты ничего не поймешь, если не с чем сравнивать. Я бы одолжила тебе Роба, но зная тебя…
Яна морщится и вжимает голову в плечи, всем своим видом давая понять, что этот вариант не подходит.
– Так и знала, – Линда разочарованно ловит ртом трубочку своего коктейля.
– В интернете много видео, – со знанием дела говорю я.
– Все, что творится в интернете – по мнению Никиты – разврат, – вздыхает Яна.
– Мы в старших классах практиковались с девочками, – вступает Линда. – Никто не почувствует тебя лучше, чем обладательница клитора и вагины. Зато когда у нас начались отношения с мужчинами, мы уже обладали жесткими критериями оценки их умений.
Общество Линды – как крепкий алкоголь. Сначала им упиваешься, чувствуя себя смелой и развязной, а потом тошно до треска в голове, и думаешь – с ней никогда больше. А потом все по-новой.
– Серьезная конкуренция. Должно быть, немало было разочарований? – предположила я. И добавила: – Мы с девочками практиковали только поцелуи в засос.
– А я на помидоре тренировалась, – подытожила Яна со скорбным видом.
– Растереби уже своего Ники, а то скоро пойдешь в разнос. Невозможно долго прожить с человеком, который не удовлетворяет таких естественных потребностей.
После того как Линда отправляется к своему чемпиону по оральным ласкам Роберту, а Яна к консерватору Никите, в разнос ухожу я.
Мне редко кто нравится в барах, но сегодня концентрация одиноких привлекательных мужчин зашкаливает. Один из них просит бармена обновить мне бокал с вином. Я улыбаюсь в ответ, смотрю на его губы, язык и прикидываю насколько умело он способен их использовать.
***
От хандры меня всегда уберегала уверенность в том, что то положение вещей, которое есть сейчас – временное. Что я точно не буду до конца жизни торговать картонными упаковками и писать в стол. Грело ощущение чего-то значимого и глобального там, на горизонте. Но годы летят слишком быстро, а ничего не происходит. После тридцати это ощущается особенно остро. Восемь лет работы в упаковочной компании пролетели незаметно. А за стенами офиса только выходные и вечера, большую часть которых я провожу на диване перед телевизором с бокалом вина или за письменным столом перед компьютером. Что заставило меня пойти на этот компромис и довольствоваться столь малым?