«Ага!» и его секреты
Шрифт:
Конечно, детям оно недоступно. Они умеют обобщать вначале только чисто внешние признаки — по сходству. И лишь к пяти-шести годам начинают улавливать причинные связи. Это пора «почемучек». К школьному возрасту завершается первый этап развития детского ума. Они достигают, так сказать, нулевого уровня мышления взрослого человека, от которого их ум будет совершенствоваться. К семилетнему возрасту разум ребенка уже владеет, пусть в элементарной форме, всем набором приемов взрослого мышления. Дальше начнется качественный рост мышления, на что уйдут все школьные годы, да
…он лишает его разума. Так говорит народная мудрость. Утратить способность думать — что может быть горше для человека, мыслителя?
Но расстройства разума изучает медицина. При чем же здесь психология? «Да при том, — говорят врачи, — что психологи помогают нам исследовать механизмы неправильного мышления. Редко в какой психиатрической больнице нет теперь психолога».
С точки зрения медицины тут все понятно: врачи ищут помощи у самых разных специалистов, черпают дополнительные сведения из смежных наук.
Когда же спрашиваешь самих психологов, что находят они для своей науки в таких необычных исследованиях, те отвечают: «Неправильно мыслящий мозг — это своего рода эксперимент, поставленный природой. Именно потому, что его невозможно повторить в лабораторных условиях, он и представляет большую ценность для ученых».
Уникальность добытых фактов не единственное, что привлекает внимание психологов к неправильно работающему мозгу. Для них не менее важны сами ошибки, с которыми думает больной. Ведь нормальное мышление — это единый сложный процесс, который искусственно трудно, если не сказать невозможно, расчленить на отдельные этапы. А в больном, неправильно работающем мозге происходит своего рода «распад» мышления, нарушаются какие-то стороны психической деятельности и становятся видны «швы» нашей мыслительной канвы. Вот почему психологов в первую очередь интересуют мыслительные ошибки, ведь они как раз и раскрывают механизмы мышления.
Как же психологи изучают неправильный ход мысли? Им приходится действовать скорее как медикам, когда те исследуют сердце или легкие. Чтобы узнать, как работает сердце, врачи заставляют больного несколько раз присесть и затем слушают изменения сердечного ритма. Иными словами, они как бы проводят испытание, нагружая сердце и наблюдая за его работой во время нагрузки.
Психологи тоже дают мозгу нагрузку — заставляют больных думать над предложенными задачами, которые составлены так, чтобы, решая их, больной продемонстрировал, какими умственными операциями он пользуется. При этом выясняется, насколько они совершенны и полный ли их набор применяет больной.
Скажем, больному дают много картонных листков (обычно около семидесяти), на которых нарисованы самые разные предметы: домашние животные, дикие звери, люди разных профессий, инструменты, овощи, фрукты, деревья и т. п. Надо разложить их на группы, объединенные по какому-либо признаку, хотя бы так, как перечислено выше.
Или наоборот, из нескольких предметов, обычно из четырех, надо исключить лишний. Например, на карточке нарисованы градусник, весы, очки и часы. Что здесь лишнее? Разумеется, очки, так как остальные предметы — это измерительные приборы.
Но чтобы правильно ответить, надо уметь обобщать, найти какой-то принцип для объединения разных предметов. А больные с нарушениями мыслительного процесса по-разному решают эту задачу: одни группируют предметы по совершенно частному признаку, другие поднимаются до более широких обобщений. Третьи думают неровно: иногда достигают высокого уровня, иногда соскальзывают на низшую, примитивную ступень.
Вот как проходил опыт с одним из больных. Увидев много карточек, больной спрашивает: «Сосчитать надо, да?»
Исследователь объясняет, что надо положить схожие вместе. Больной смотрит, не понимая.
Тогда исследователь берет карточки с изображением слона и лопаты, спрашивает: «Их не положишь вместе?» Больной радостно кивает головой: «Понимаю, надо животное к животному».
Начинает раскладывать. Получаются такие группы:
1 — поросенок, лошадь («это животные»);
2 — кузнец, уборщица («люди»);
3 — фиалка, куст («цветы»);
4 — кошка, собака (молчит);
5 — шкаф, этажерка («это в комнате»).
Неразложенными остаются карточки с телегой, самолетом, жуком, лопатой, гусем, воробьем. Исследователь спрашивает, указывая на четвертую группу: «Как ее назвать?»
Больной: «Это животные».
Исследователь: «Что можно туда еще положить?»
Больной: «Не знаю».
Исследователь: «Положим туда гуся».
Больной: «Нет, нельзя, он плавает».
Исследователь: «Положим туда жука».
Больной: «Нет, нельзя, это насекомое».
Исследователь: «Тогда положим гуся и воробья вместе».
Больной: «Нет, нельзя — гусь плавает, а птичка летает».
Исследователь: «Но ведь гусь — птица?»
Больной: «Да».
Исследователь: «Ну так и положим их вместе».
Больной: «Нет, гусь плавает, а птица летает, и она живет в лесу».
Исследователь: «Ну, а медведя и лису можно положить вместе с кошкой и собакой?»
Больной: «Нет, нельзя. Кошка и собака живут дома, а медведь и лиса в лесу или зоопарке, я их там видел».
Исследователь: «Но ведь лиса и медведь тоже животные?»
Больной: «Да».
Исследователь: «Это все будет группа животных. Положим их вместе».
Больной: «Нет, они разные… Ну, давайте… — неуверенно. — Нет, это будет неправильно».
Исследователь: «Ну, а стол можно положить к этажерке и шкафу?»
Больной: «Можно».
Исследователь: «Можно к телеге положить машину?»
Больной: «Нет, нельзя, они разные».
Исследователь: «Ведь на телеге едут и на машине едут?»
Больной: «Если привязать телегу веревкой к машине, она будет ее тянуть…» и т. д.