Агада. Большая книга притч, поучений и сказаний
Шрифт:
– Не серебро и золото ваше видеть пришел я, но обычаи и законы ваши.
В то время, когда они сидели и вели беседу, пришли двое судиться перед царем.
– Государь! – сказал один из них, – я купил у этого человека пустошь, стал там рыть землю и нашел клад. Возьми себе, – говорю я ему, – клад этот: я купил у тебя пустошь, но не клад.
Другой же отвечал:
– Я также, как и ты, боюсь греха присвоения чужого. Я продал тебе пустошь вместе со всем, что находится на ней, от недр земных до высот поднебесных.
Обратился царь к одному из них и
– Имеешь ты сына?
– Имею, – был ответ.
– А у тебя дочь есть? – спросил царь другого.
– Есть.
– Пожените их друг на друге и найденный клад отдайте в приданное им.
Видя удивление Александра, царь спросил:
– Разве нехорошо я рассудил их? А в вашей стране как решили бы подобный спор?
– Я, – ответил Александр, – отрубил бы обоим головы, а клад поступил бы в царскую казну.
– Светит ли солнце в вашей стране? – спросил царь.
– Светит.
– И дожди идут?
– Идут.
– А есть ли мелкий скот у вас?
– Есть.
– Проклятия достойны люди у вас, и только ради животных солнце светит вам и дождь идет у вас.
На обратном пути остановился Александр для обеда близ одного ручья. Поданную ему соленую макрель царь начал обмакивать в воду ручья – и рыба получала удивительно приятный запах.
– Это доказывает, – сказал Александр, – что ручей этот течет из рая.
Помыв лицо свое в воде ручья, Александр направился по истокам его и дошел до врат рая.
– Отворите! – воскликнул Александр.
– Врата эти – Господни, праведники входят через них, – услышал он в ответ.
– Но я царь, и я знаменит, – сказал Александр, – дайте же мне какую-нибудь вещь на память.
Дали ему черепную кость. Придя в свое царство, Александр положил на одну чашу весов эту кость, а на другую все серебро и золото, бывшее при нем. Перевешивала кость.
– Что значит это? – спросил Александр у мудрецов.
– Эта кость, – ответили мудрецы, – орбита человеческого глаза, ненасытного в жадности своей.
– Чем вы это докажете?
– Возьми горсть земли [93] и просыпь кость.
Царь сделал так, – и золото тотчас перевесило кость. (Санг., 91; Бер. – Р., 61; Там., 31–32; Танх.)
IV. Мать семерых
«За Тебя умерщвляют нас каждый день, считают нас за овец, обреченных на заклание».
– О женщине с семью ее сыновьями, – говорил рав Иегуда, – гласит этот стих. Дело было с Мириам бат [94] Нахтом, которую схватили вместе с ее семью сыновьями. Заключив их в отдаленнейшей камере в темнице, начали выводить их поочередно перед императором. Вывели старшего из братьев.
93
Символ могилы.
94
Дочь.
– Поклонись идолу, – сказали ему.
– В Торе, – ответил он, – сказано: «Я, Господь – Бог твой».
Казнили его.
Привели второго и сказали:
– Поклонись идолу.
– В Торе, – ответил он, – сказано: «Да не будет у тебя иных богов корме Меня».
Казнили и его.
Привели третьего и сказали:
– Поклонись идолу.
– В Торе, – ответил он, – сказано: «Богу иному не поклоняйся».
И его казнили.
Привели четвертого и сказали:
– Поклонись идолу.
– В Торе, – ответил он, – сказано: «Жертвующий богам, кроме одного Господа, подвергнется истреблению».
И его казнили.
Привели пятого и сказали:
– Поклонись идолу.
– В Торе, – ответил он, – сказано: «Слушай, Израиль, – Господь, Бог наш – Господь единый».
И его казнили.
Привели шестого и сказали:
– Поклонись идолу.
– В Торе, – ответил он, – сказано: «Познай же ныне и тверди сердцу твоему, что Господь есть Бог на небе вверху и на земле внизу. Нет другого».
И его казнили.
Привели седьмого, самого младшего. И сам император обратился к нему и сказал:
– Дитя мое! Поклонись идолу.
– Упаси меня Господь! – ответил отрок.
– Но почему? – спросил император.
– Потому, – был ответ, – что в нашей Торе так сказано: «Господа превознес ты ныне, чтобы Он был Богом твоим и Господь превознес тебя ныне, чтобы был ты Ему народом дорогим». Давно поклялись мы Всесвятому-Благословенному, что не заменим Его другим богом, и также Господь поклялся нам, что другим племенем не заменит нас.
Сказал император:
– Братья твои успели пожить на свете, познать жизнь и счастье; ты же еще мал, ни жизни, ни счастья не изведал еще. Послушайся меня – поклонись идолу.
– Взгляни, – сказал император, – братья твои убитыми лежат пред тобою. Вот я обороню перстень мой перед идолом, наклонись и подними перстень, дабы присутствующие подумали: «Он все же послушался веления императора».
На это отрок ответил:
– Горе тебе, император! Горе тебе, император! Своей честью ты так дорожишь, – как же должно дорожить честью Господа?
Повели и его к плахе.
– Дайте мне, – взмолилась мать, – в последний раз облобызать его.
Ей это разрешили.
– Головой твоей заклинаю тебя, – сказала она, обращаясь к императору, – казни раньше меня, а его потом.
Не внял император мольбы ее.
– Казнить отрока! – повелел он.
Заключила Мириам сына в объятия и, целуя и лаская его, говорила: