Агасфер. Старьевщик
Шрифт:
Зволянский хмыкнул:
– Значит, не один наш неизвестный «доброжелатель» на это внимание обратил.
– Неуловимое такое сходство, – вслух размышлял Архипов. – И напрямую спрашивал я его – не говорит! И аббат Девэ ничего по этому поводу не сообщил – вот незадача! Хоть садись и поезжай к нему. Есть, есть у человека какая-то тайна – но что прикажете? Под пыткой спрашивать? Калека, опять-таки… И аббат – хоть режьте, а ему я верю! Не мог он случайного человечка ко мне прислать. Не мог! Что же касается вашей версии, господин директор, то я не вижу в ней логики. Разве внедренный в дом агент будет сам на себя доносы писать? Нет, тут что-то не то! Ерунда все это!
– Ну, милостивый государь, не такая уж и ерунда, если
Зволянский быстро прошелся по библиотеке и остановился перед Архиповым:
– Три дня у вас в доме чужой человек живет, Андрей Андреич, а мы о нем ничего не знаем. Ну, это, я полагаю, поправимо! – Он затушил сигару, ободряюще тронул Архипова за плечо. – Мысль у меня одна появилась – простенькая такая, как раньше не догадался! Вот сгоняю сейчас к человечку одному – и, Бог даст, все узнаем. Насчет Агасфера, я имею в виду. А потом и «подсадных» из нашего «гнезда» выводить начнем. В общем, я поехал, а вы меня тут как-нибудь «прикройте». И первое дело – перед благоверной моей!
Неожиданные отъезды директора Департамента полиции на самом деле давно в этом доме неожиданностью быть перестали. Решил отлучиться – значит, неотложное что-то появилось. Вернется – наверняка расскажет что-то интересное…
Архипов на правах внимательного и хлебосольного хозяина дома переходил от одной группы гостей к другой. Его традиционные «четверги» практически ничем не отличались от прочих приемов и «суаре», коими был заполнен досуг петербургского высшего общества. Гости, как правило, съезжались к 8 часам вечера, с женами и взрослыми дочерьми на выданье.
Гости полковника представляли собой весьма сложный конгломерат, состоявший из руководства военного министерства, министерства иностранных дел, в чьих руках были сосредоточены основы сведений политического, экономического и военного характера, поступавшие из-за рубежа. Сбором сведений государственного значения занималось и Министерство финансов, у тех была собственная агентура – финансовые агенты и представители банков. Сведения, собираемые духовными миссиями Русской православной церкви, добавлял в «общий котел» даже Святейший синод.
Отсутствие централизации – специального контрразведывательного ведомства – было одной из особенностей России. На политической карте мира она оставалась абсолютной монархией с самодержавной формой правления. В России не было законодательных органов, а наличествовал лишь законосовещательный Госсовет. Исполнительную власть осуществляли 11 министерств, причем каждый руководитель ведомства ревниво сохранял самостоятельность и докладывал о своих успехах и неудачах самому царю. При этом для «всеохватности» руководители министерств вынуждены были постоянно увеличивать свой административный аппарат. Считается, что на рубеже XIX–XX веков Россия имела самую большую в мире бюрократическую аппаратную прослойку во всем мире – около полумиллиона чиновников.
Не все сильные мира российского, собиравшиеся у полковника Архипова по четвергам, осознавали необходимость создания единого контршпионского ведомства. Каждый видел борьбу по-своему. Иногда это понимание было близким к общему, но чаще высшие иерархи Санкт-Петербурга рассматривали борьбу с врагом всяк со своего «насеста». Полагая при этом, что бороться должен кто-то другой, но никак не аппарат его ведомства.
Разновеликостъ и пестрота составляющих предтечу единого противошпионского ведомства, о создании которого мечтал Архипов, вынуждали его быть предельно внимательным при обсуждении планов на будущее. Общество, собиравшееся в его особняке, хоть и обсуждало текущие
Архипов не сомневался, что после каждого такого «четверга» его гостя из Минфина неизменно вызывают на «ковер» к Витте и подробно расспрашивают о замыслах и задумках «заговорщиков».
Так что «костяк» будущей контрразведки собирался на короткие обсуждения по тем же четвергам «посекционно», и каждый из «заговорщиков» знал только то, что ему было положено знать. Что же касается скептиков и умеренно сочувствующих идее, то к их услугам были карточные и бильярдные столы, великолепные вина и творения поваров из ближайших модных ресторанов.
А чтобы дамская «составляющая» не скучала, для них приглашались модные в Северной столице оркестры, а в гвардейские полки и батальоны заботами военного министра Ванновского рассылались «пригласительные билеты» для молодых офицеров.
В самом доме приглашенное общество, как уже было сказано, разделялось. Внимательный наблюдатель мог бы без труда заметить некоторые странности, присущие этим четвергам. Дамы и офицеры «оккупировали» два больших зала особняка – там гремела музыка, ловкие официанты разносили шампанское, столы с белоснежными скатертями ломились от обилия яств, выставляемых хлебосольным хозяином дома.
«Изюминкой» было открытие дважды в месяц знаменитого на весь Петербург музея механических диковин – чаще отставной полковник, как его ни просили дамы, посетителей, за редчайшими исключениями, не пускал.
Посмеиваясь, Архипов всякий раз напоминал просительницам, что постоянно повторяющееся чудо перестает быть таковым, ссылался на бесконечные поломки сложной старинной техники и на необходимость частого ремонта и реставрации оной.
Впрочем, у него в доме был и еще один, весьма завлекательный для посетителей разного возраста зал – так называемый охотничий. В юности Архипов принимал участие во многих военно-географических и исследовательских экспедициях и привез с собой из азиатских и африканских походов не только великое множество чучел диких зверей, диковинное оружие, маски, но и весьма экзотического «хранителя» своего музея – невысокого горбатого и смуглого туземца неопределенного возраста, покрытого с ног до головы татуировками и шрамами. То ли для вящей демонстрации явных следов когтей и зубов, то ли для того, чтобы шокировать дам, туземец появлялся перед ними исключительно в короткой набедренной повязке из куска шкуры. Живописную картинку дополняли амулеты, висевшие у туземца на шее, а также воткнутые в его ушные раковины и даже в нос.
По-русски туземец то ли вовсе не говорил, то ли не желал разговаривать (кое-кто из дам даже утверждал, что полковник спас его от гнева какого-то свирепого вождя в тот момент, когда палачи уже отрезали несчастному язык).
Пока сильные мира сего, их жены и дочери развлекались, в библиотеке полковника собирались как раз те немногие чины петербургского общества, ради которых эти четверги и устраивались. Те, которых не на словах, а на деле беспокоило засилье иностранной военной агентуры и ее активность в России. Те, кто понимал, что для противодействия ей нужна единая, мощная и без ограничений финансируемая контршпионская организация с самыми широкими полномочиями. Иначе говоря, контрразведка. Однако, несмотря на вполне очевидный вред шпионства, в анналах начала XIX века борьбы с ним в России зафиксировано практически не было… Во всяком случае, на государственном уровне.