Агент 000

Абвов Алексей Сергеевич

– Вы меня что, спрятать хотите, да?

– Нет, нам вас не спрятать, наоборот, наши возможности тут скорее будут нежелательными, так как среди наших людей могут быть предатели, учитывая имеющуюся 'цену вопроса', и если мы вас будем прятать, то полностью предотвратить утечку информации о вашем местонахождении мы не можем. Так что вы сами будете решать эту проблему, у вас это лучше получится. Мы можем устроить вам постоянную охрану, но, думаю, вы сами на такое решение не согласитесь.

– И куда вы меня сейчас везёте?

– Я говорил вам, что с вами много кто хочет пообщаться, не спросив вашего спроса. Но один человек должен это сделать обязательно, иначе у нас всех будут очень большие проблемы. Вот к нему в гости мы и едем, он нас ждёт. Только ничему не удивляйтесь, пожалуйста.

Николай замолк, сосредоточился

на дороге, ещё немного увеличив скорость. Я решил не беспокоить его расспросами, чтобы не отвлекать. Потом мне даже понравилась такая езда, с заметной долей адреналина в крови. Мы выехали на кольцевую автодорогу, тут Николай сбросил скорость, так как приходилось часто маневрировать, обгоняя другие машины. Дальше снова было полупустое шоссе, и предельная для машины скорость. В свете фар только мелькали обгоняемые нами редкие машины. Я даже не заметил, как мы подъехали к какому-то большому зелёному забору, который скрывал собой участок леса. Едва мы подъехали к воротам, как те быстро раскрылись, пропуская нас внутрь огороженной территории. Ещё через несколько сотен метров мы, наконец, остановились около трёхэтажного особняка.

– Выходите из машины и заходите внутрь дома, вас встретят, — закончил Николай нашу сумасшедшую, по моему представлению, поездку.

Неуверенно держась на ногах, я вышел из машины и зашел на освещённое крыльцо. Открыл стеклянную дверь, войдя в светлую прихожую, устланную большим ковром.

Его я заметил не сразу, хотя он находился в паре шагов сбоку от меня, пока мои глаза ещё не привыкли к яркому свету. Не узнать сразу этого достаточно большого по размеру человека было невозможно. Уж больно часто он смотрел на нас с телеэкранов и рекламных плакатов недавних выборов.

– Здравствуйте, Алексей Сергеевич, сказал он, подав мне свою руку.

– Здравствуйте Борис Николаевич, протянул я свою руку президенту России.

– Не будем стоять тут, пойдёмте в гостиную, — сказал он после рукопожатия, открывая другую дверь из прихожей.

Когда мы зашли в гостиную и уселись в мягкие кресла напротив друг друга, разговор некоторое время не начинался. Я смотрел на живого Бориса Николаевича Ельцина, того самого, которого считал виновным во многих бедах, что случились с нашей страной. Несмотря на то, что, даже выступая по телевизору, он не редко выглядел явно выпивши, сейчас президент был абсолютно трезв. Да, следы перенесённых им болезней были достаточно заметны, но в отличие от расхожего мнения, что он буквально 'не просыхает', выглядел он бодро и даже решительно. Я разглядывал его, он разглядывал меня, буквально сверля своим взглядом, долго не решаясь начать разговор. Потом он удовлетворил своё визуальное любопытство, изменил позу и спросил то, что явно больше всего его интересовало:

– Вот скажи мне честно, что всё это правда! — без предварительных условностей президент перешёл со мной на 'ты'.

– Что конкретно, правда? — я несколько опешил от его вопроса.

– То, что ты видел в будущем.

– Видите ли, Борис Николаевич, — ответил я несколько уклончиво, — тот мир не совсем наше будущее. Это мир, просто опережающий наш в историческом времени.

– Плевать. Если правда, что мир твоего прошлого тождественен нашему прошлому, то и наш мир будет, скорее всего, стремиться к тому, что ты видел. Сейчас увидев тебя лично, я верю, что всё так и есть, как мне передали.

– Но если мы уже вмешиваемся в исторические процессы, происходящие в мире прошлого, значит, и наше будущее может быть другим, если мы приложим свои силы.

– Возможно, ты прав, Алексей Сергеевич, прав, да. Более того, я не просто верю, что ты прав, а что ты и твои люди сможете всё изменить, — сказал президент более ровным голосом, без той экспрессии, которая была у него ранее. — Не гляди на меня таким удивлённым взглядом, да, я тут как бы официальная вершина власти, и что именно мне требуется решать, чему быть, а чему не бывать. Но в отличие от меня у вас гораздо больше возможностей…, — Ельцин закончил предложение многозначительным словесным троеточием, взяв паузу в разговоре.

Я действительно выглядел весьма озадаченным. Если сам президент говорит о том, что я практически сильнее его могу повлиять на исторический процесс, то это можно понимать буквально или много думать на тему того, что за всем этим может скрываться.

– Не думай, что я реально тут много значу, —

продолжил он через некоторое время, — власть у меня имеется, но она не так велика, как тебе кажется. Слишком много вещей в этой стране от меня практически не зависит. Да-да, хотя я и президент, но сделать что-либо принципиально противоречащее интересам многих посторонних сил я не могу. Думаешь, что я предатель, или идиот, не понимающий что делаю? Не стесняйся, я ведь по глазам вижу, что ты именно так считаешь. И что сейчас так считает чуть ли не весь российский народ, от правды не уйдёшь, это так и не так одновременно. За то, что я официально сделал, меня к стенке поставить нужно, знаю. И по совести это будет честно, заслужил. Думаешь, почему я позволяю себе выступать по телевидению пьяным? Может быть, хоть так народ решит, что я просто не ведаю что подписываю, спьяну-то. Но я-то сам знаю, что происходит, и мне от этого больно. Эту боль никакой водкой не зальёшь. Подумай, каково тебе было бы на моём месте, предавать свою страну и свой народ из-за того, что ты знаешь, что если не предашь ты, то за тебя другие сделают это гораздо лучше тебя. Предадут и продадут всё, до чего только смогут дотянуться. А так есть хоть какая-то возможность хоть что-то сохранить, хоть что-то спрятать…

Ельцин замолк, взяв очередную паузу. Ох, и не просто даются ему эти слова, я чувствую ту самую боль, и ту горечь, которая живёт внутри этого, несомненно, очень сильного человека. Уже столкнувшись с похожей позицией у 'конторских', мне вполне понятно, о чём он говорит. Ему явно хочется выговориться, выговориться перед тем, кто сможет реально оценить то, что он делает, оценить даже не словом, а действием. Тем временем президент продолжил:

– Я не верил им изначально, знал, что они всегда готовы обмануть, если это принесёт им хоть какую-то выгоду. Но то, что они говорили, было очень похоже на правду. Америке не нужен развал России, или вообще слабая Россия, так как тогда могут слишком подняться Япония и Китай, да и Европа, получив дешевые российские ресурсы, перестанет нуждаться в ней. СССР им очень сильно мешал, но нынешняя Россия уже не является угрозой. Они обещали мне не разрушать Россию, просто взяв над ней некоторую видимость контроля. Видимость!!! — вот было их основным требованием. Да и сейчас они делают всё, чтобы мы тут совсем не развалились. Да, да, они не позволяют нам развалиться под весом собственных проблем, хотя большую часть их они нам и создали. Но теперь, зная, что нас ждёт впереди, я понял, что нас обманывают. Обманывают не только нас, русских, обманывают и американцев. И даже тех, кто считает себя сейчас на вершине власти. Нас всех постоянно обманывают, прямо или косвенно заставляя нас делать нужные им выводы и принимать нужные им решения, мы все даже не представляем себе, куда нас ведут и зачем это им нужно. Даже я не могу назвать имена тех, кто реально за всем этим стоит, всё это только пешки, а не реальные игроки. Кукольный театр, пАнмаешь.

Президент встал, подошел к столу, открыл бутылку минеральной воды, и разлил её в два стакана. Один он выпил залпом, а второй предложил мне. Я взял стакан и, сделав пару глотков, продолжил смотреть на него, не представляя, что мне сейчас можно ему сказать. Он прошелся по гостиной, зайдя за спинку своего кресла, оперевшись об которую, продолжил:

– Ты дал мне надежду на то, что мои усилия не пройдут даром. Что можно поломать этим подлым игрокам всю их мерзкую игру. Со своими людьми ты сможешь позволить себе независимо мыслить и идти против всех правил, я в этом уже убедился. Я же тебе помогу тем немногим, что у меня есть, пойдём в мой кабинет, — сказал он, направившись в сторону двери.

Я последовал за ним на второй этаж, и оказался в достаточно небольшом кабинете, большую часть которого занимал стол и несколько шкафов с книгами и какими-то папками. Борис Николаевич сел за стол, открыл один из ближайших шкафов и достал оттуда белый конверт, который протянул мне. Я открыл конверт и вытащил из него банковскую карту Visa и лист бумаги с номерами ключей от неё.

– Это тебе на всякий непредвиденный случай. Номера доступа запомни и храни только в голове. Это специальная анонимная карта, действующая практически в любых банкоматах по всему миру. Можешь не стесняться особо — на счёте лежит миллион, и если будешь тратить, он будет пополняться. Транзакции по этой карте идут скрытые, так что можешь не опасаться того, сколько и где ты берёшь денег.