Агент Х, или Конец игры
Шрифт:
– Он просто проверял управляемость самолета, – заметил Кариновский. – И дураку должно быть понятно!
– Конечно, конечно! Теперь-то я понимаю… – бормотал Гуэски.
Нет на земле большей силы, чем жажда веры! Я и сам-то начал верить…
– Мистер Най, – произнес Гуэски, – мне действительно искренне жаль… Вы еще будете его проверять?..
– Это зависит от обстоятельств, – туманно ответил я.
Гуэски понимающе кивнул. Кариновский презрительно промолчал: каждому ясно, что проверять самолет следует в зависимости от обстоятельств.
– А как, по-вашему, сейчас у нас обстоятельства подходящие? – застенчиво осведомился Гуэски.
Я задумался, прежде чем ответить. Голова у меня разламывалась от боли, одежда была мокрой от пота, правый глаз жутко дергался, а руки тряслись, словно у меня началось расстройство координации движений. Но факт оставался фактом: я по-прежнему вел самолет.
– Обстоятельства не самые плохие, – наконец сообщил я. – По правде говоря, на текущий момент у нас все в полном порядке.
Из чего дурак обычно строит для себя рай? Из рассыпающихся кирпичиков иллюзий на жиденьком цементе надежд. Так говорил Заратустра. А в данном случае – мистер Най.
Глава 22
Почти четверть часа мы летели точно на северо-восток. Адриатическое море осталось позади, под нами расстилалась северо-итальянская равнина. И я решил, что настала пора выяснить, куда нам лететь дальше. И спросил Гуэски, есть ли у него какие-нибудь карты.
– Конечно, – отвечал он. – Я все приготовил! – И он вытащил из-под сиденья карту под номером ONC-F-2. На ней была изображена Северная Италия и большая часть Центральной Европы, испещренные значками аэропортов, радиолокационных станций, запрещенных для полетов зон, городов, поселков, гор, болот, океанов, озер, линий электропередач, плотин, мостов, туннелей и многих других интересных объектов. Но, на мой взгляд, карта эта не имела совершенно ничего общего с зелено-коричневой равниной, простиравшейся под нами.
Я решил передать часть своих полномочий другим.
– Гуэски, – велел я, – определите наше местоположение, конечную цель полета и маршрут.
– Но я ничего не понимаю в полетных картах! – воскликнул он.
– Кариновский вам поможет. В конце концов, не могу же я делать все на свете!
Они занялись картой. А я решил использовать это время, чтобы еще хоть немного разобраться в управлении самолетом. Я выполнил несколько несложных виражей, несколько снижений и подъемов, попробовал лететь на разных режимах, то открывая, то прикрывая сектор газа и немного поэкспериментировал с триммером. У меня даже поя– вилась кое-какая скромная уверенность в себе.
– Вы не могли бы опуститься немного ниже? – спросил Гуэски. – Я не вижу ни одного ориентира.
Я снизился до 2000 футов. Через некоторое время Гуэски сообщил:
– Все равно ни одного ориентира не нахожу! Безжизненный какой-то ландшафт.
– М-да, помощи, видно, от вас немного, – заметил я.
Гуэски снова уткнулся в карту. Потом спросил:
– Сколько минут назад мы пересекли береговую линию?
– Минут семнадцать.
– А скорость и направление какие были?
– Около 90 миль в час. Курс – северо-восток. Приблизительно, конечно.
Кариновский небрежно махнул рукой.
– Пусть будет 100 миль в час, так проще. То есть, мы пролетели примерно 25 миль. Если по-прежнему лететь на север, мы скоро пересечем реку Пьяве. Вот вам и ориентир, уж его-то не пропустишь!
– А что потом?
– А потом надо просто лететь по течению реки. Она нас приведет сперва к Беллуно, а дальше – к самому Сан-Стефано ди Кадоре.
– И вы сумеете его отличить с воздуха от других селений?
Гуэски с готовностью ответил:
– Там прямо перед городом гидростанция.
– Вы уверены, что узнаете ее?
– Не беспокойтесь. Ведите себе самолет, а мы будем следить за курсом.
Что-то мне в его заявлении очень не понравилось, но ничего другого все равно не оставалось – только продолжать полет.
И я его продолжил. И вскоре на севере мы заметили Пьяве. Я изменил курс и полетел вдоль реки на северо-запад, пересек две ее излучины, потом еще одну. Над Вальдобьяддене мы окончательно определили свое местонахождение. Приближались предгорья, и мне пришлось начать постепенный подъем.
Через несколько минут мы достигли предгорий Альп; высота их здесь достигала 2000 футов над уровнем моря. Река повернула на север, затем на северо-восток. Гуэски засек слева город Фельтре, а Кариновский – ветряную мельницу справа. Все совпадало. Мы были на высоте 9000 футов над уровнем моря, когда достигли Беллуно. Перед нами высились Альпы, похожие на ощетинившееся наконечниками копий войско. В самолете стало весьма прохладно.
Теперь управлять машиной оказалось труднее. Сильные вертикальные воздушные потоки раскачивали крылья, мотор надрывался в разреженном воздухе. Под нами долина Пьяве четким зигзагом разрезала Доломитовые Альпы. Близость гор заставила меня подняться до 10000 футов.
Я услышал, как вскрикнул Кариновский, и, обернувшись, увидел горный отрог, проплывший всего в сотне ярдов от правого крыла. Пик его был выше нас по крайней мере на милю.
– Еще такие поблизости есть? – спросил я.
– Пока нет, можно не волноваться, – ответил Кариновский. – Если не промажем мимо Сан-Стефано, конечно.
Долина Пьяве продолжала уходить к востоку; наконец Гуэски увидел гидростанцию, а потом справа, на высоте 8481 футов, показался и Сан-Стефано; мы начали постепенный спуск.
Стали видны отдельные дома, крошечные участки возделанной земли и просторные луга на крутых горных склонах; затем мы заметили одноколейную железную дорогу, пересекавшую часть города.
– А вон и конечный пункт нашего назначения! – воскликнул Гуэски.
И я тоже его увидел: это был охотничий домик. Небольшой, П-образной формы, примерно в миле от селенья. Перед домом виднелась узкая полоска открытого пространства – с воздуха она казалась не больше почтовой марки. Да мне никогда в жизни не приземлиться на такую маленькую площадку! Но вблизи не было ничего, что выглядело бы получше и попросторнее. Я решил продолжать спуск, облетая поле по кругу. Я надеялся, что вблизи посадочная площадка будет выглядеть не столь пугающе.