Агент Их Величеств, Часть первая
Шрифт:
«Вниманию жителей и гостей города!
Просим вас посетить Ратушу – великолепный образчик древней архитектуры, ознакомиться с краткой историей Серебряной Пагоды, а также увидеть фрагменты настоящих фресок эпохи ранней Реформации!
Стоимость экскурсии – половина серебряного империала.
Деньги оставляйте в коробке.
Администрация»
– Серьёзно? – пробормотал следователь, потирая лоб. – У них тут что, экономика на доверии? Просто кидаешь монеты в коробку, и всё?
Он повертел головой, но ничего похожего на билетную кассу в поле зрения не обнаружилось.
Пожав плечами, Фигаро подошёл к коробке, бросил в прорезь серебряк (всю медную мелочь он потратил вчера) и вошёл в гостеприимно распахнутые
Его обдало прохладой и тем непередаваемым ароматом, который присущ всем старинным зданиям: пыль, камень, влага и странное нечто, которое Фигаро сам для себя называл «ароматом веков»: так пахнет из старого-старого колодца или винного погреба.
Из мрака узкого алькова (маленькая прихожая ратуши освещалась «вечными» алхимическими факелами, в общем-то, довольно похожими на настоящие) вынырнула высокая фигура в коричневой робе с клобуком на голове. Следователь даже вздрогнул, но мигом сообразил, что перед ним просто экскурсовод в древнем монашеском облачении.
Экскурсовод предложил помощь в осмотре и краткую информацию о ратуше, при этом с улыбкой (у него было совсем юное лицо, на котором ещё даже не начали пробиваться усы) пообещал не мешать.
Фигаро согласился.
Поразительно, но экскурсовод, действительно, умудрился не мешать. Он постоянно держался где-то в тени позади следователя, изредка напоминая о себе лёгким шелестом робы о пол или мягкими шагами вдоль стен, и подавал голос только тогда, когда интерес Фигаро к той или иной части интерьера становился слишком уж очевиден. Следователь подумал, что у этого юноши могли бы поучиться ремеслу многие столичные горлопаны, вопящие тебе на ухо как раз тогда, когда тебе этого меньше всего хочется. Экскурсовод ратуши говорил тихо и вкрадчиво, рассказывал живо и интересно, и совершенно не вызывал антипатии.
Ратуша оказалась не просто древней; ей было, без малого, восемьсот лет. Когда-то на этом месте стояла наблюдательная башня, потом – замок, а потом, уже на территории замка, возник небольшой монастырь, фрагменты стен и фресок которого сохранились и до настоящего времени.
– А зачем здесь, в такой глуши, замок? – Фигаро озадачено почесал нос. – Тут же вокруг только горы.
– Когда-то, – экскурсовод, похоже, ни в малейшей степени не обиделся на «глушь», – как раз через эти места проходил большой торговый тракт, который, само собой, приходилось охранять. Это уже после, когда строили железную дорогу, взрывали горы и перекрывали реки, на том месте, где можно было найти остатки старой дороги, появилось озеро. До этого там была весьма живописная равнина, ведущая к удобно расположенному перевалу, который в былые времена имел стратегическое значение.
– Получается, королевские инженеры допустили затопление исторической памятки? – Следователь нахмурился.
– Ну что вы, не стоит преувеличивать. – Экскурсовод, едва заметно улыбнувшись, махнул рукой. – Во-первых, все раскопки там уже исчерпали себя, а, во-вторых, на том месте проходила просто дорога. Да, вокруг были места стоянок, да, иногда там находили наконечники стрел или старые ножи, но ничего такого. Поверьте, уж лучше пусть там плещется озеро, а у нас в городе будет вокзал.
Фигаро кивнул, соглашаясь. На самом деле он не так уж и переживал за судьбу древнего тракта, но вот старинное здание ратуши его захватило. Он чувствовал тяжесть лет, лежавших на осунувшихся плечах этого строения, которое видело слишком много и слишком часто менялось, перестраивалось, но, в итоге, оставалось самим собой, чувствовал эфирное эхо бесчисленных рук, что касались этих стен, чувствовал призраков под этими сводами (те предусмотрительно попрятались, почуяв Личный Знак следователя Департамента). Здесь работали колдуны и алхимики, здесь возносили молитвы далеко не только Богу Единому, веру в которого несла Старая Церковь... и когда-то, давным-давно, здесь обитало весьма сильное Другое существо. Но, чем бы оно ни было, оно давно ушло, покинуло эти края и эти Сферы, оставив после себя лишь глухой отголосок в ткани мироздания.
«Странно, – подумал следователь, – что здесь сейчас никто не живёт. Старинные здания с такой аурой почти всегда становятся обиталищем какого-нибудь духа – сильного, но, как правило, безвредного. Здесь подходящая для этого атмосфера, эфирный фон – называй как угодно. Но здание пустует, если не считать нескольких призраков, которые уже наверняка давно впали в маразм... Стоп, а это что за фреска? Уж никак Моргана Благая в окружении своих почитателей?»
– О, вижу, вас заинтересовала одна из наших самых старых фресок. – В голосе экскурсовода слышались нотки уважения; похоже, он решил, что Фигаро, по меньшей мере, какой-нибудь столичный меценат, влюблённый в историю. – Сохранился, к сожалению, лишь фрагмент, но из надписей на дореформенной латыни можно понять, что здесь изображена канонизация леди Морганы Папой-Архипредателем. Сложно точно установить год создания фрески, но, как видите, Моргана Первая здесь без нимба. Но – и это весьма любопытный момент – в короне. Судя по всему, хозяин замка решил сохранить нейтралитет в Большой гражданской войне. Так делали многие в этих краях: основные сражения разворачивались далеко, а местной знати было откровенно безразлично, кто победит; они одинаково легко шли на сотрудничество и с Мерлином Первым и с Белым Конвентатом. Так что к тому времени, как Квадриптих победил, война эти края практически не затронула.
– Никогда не понимал, зачем нужна была вся эта история с канонизацией Морганы. Надо бы как-нибудь спросить у Арту... кхм! У профессора... м-м-м... Арчибальда.
– А, так это же совсем просто. – Экскурсовод поднял руку в несколько театральном жесте, как бы разворачивая на фресках невидимое полотно. – Мерлину Первому недостаточно было уничтожить Церковь как конкурирующий институт; ему нужно было уничтожить веру. А вера – весьма забавная штука; её нельзя разбить молотками и переплавить на канделябры. Поэтому для начала, Артуру-Зигфриду понадобилась собственная святая. Святая, которая будет ходить по земле во плоти и творить чудеса, понимаете? Таковой и стала Леди Моргана. Её появление, а затем и канонизация вызывали внутренний церковный раскол: люди гораздо охотнее слушали осиянную ореолом славы святую деву, которую сопровождал ангельский хор – вы же знаете, наверное, что метресса была очень хороша в искусстве иллюзий – чем зажравшуюся церковную верхушку. Поэтому-то и началась Война Белого и Алого Крестов, в которой Церковь, фактически, уничтожила саму себя. Но главное было не в этом: в Моргану не нужно было верить. Она была настоящей, с ней можно было поговорить, и она занималась вполне себе рутинной управленческой бюрократией. А когда Первая Леди официально стала частью Квадриптиха, в голове у среднестатистического жителя новоиспечённого Королевства уже устаканился тот простой факт, что святые и чудеса – обыденность. К тому же, обыденность, которую можно успешно использовать: как ни крути, а при Первом Квадриптихе Королевство росло, крепло и очень быстро развивалось. Колдовство, в отличие от молитв, реально решало проблемы: оно призывало дожди, поворачивало реки, защищало от ужасов ночи и лечило болезни. И вот когда святые переехали с небес на грешную землю, Церковь окончательно рухнула, превратившись в бессмысленный придаток светской власти... – Экскурсовод немного помолчал, а потом, уже тише, добавил: – Кое-кто из философов считает, что после этого в людских душах на месте Неба возникла пустота.
– Интересное заявление. – Фигаро покосился на молодого человека в монашеском одеянии. – А сами вы что думаете по этому поводу?
– Своего собственного мнения на этот счёт у меня нет. – Экскурсовод улыбнулся. – Но я вполне разделяю мнение Седрика Бруне, который в своих «Примечаниях к будущему» писал, что, на самом деле, пустота изначально присуща человеческой душе, а жизнь есть метания в попытках чем-то эту дыру заполнить. Кто-то заполняет её мусором, а кто-то умудряется создать в этой пустоте новую Вселенную со своими звёздами и чуждыми Сферами. Всё, если коротко, зависит от самого человека.
– Мда, – пробормотал следователь, – уж по заполнению пустот Бруне был мастак... Вы на кого учитесь, юноша? Если не секрет, конечно.
– Ну что вы, какой уж тут секрет. – Экскурсовод рассмеялся. – На инженера-алхимика. А тут, вот, подрабатываю, чтобы на жильё хватало.
Фигаро молча протянул юноше золотой империал. Тот взял монету без какого-либо выражения на лице, и, коротко поклонившись, сказал:
– Да благословит вас бог, о щедрый чужестранец! Ибо напоивший жаждущего и сам не умрёт от жажды!
Следователь захохотал, и полез в карман за вторым империалом.
Глава 4
Когда Фигаро, усталый, но довольный, наконец, вышел из ратуши, часы на её башне вздохнули, зашипели, застрекотали, и звонко пробили четыре раза.
Следователь ощутил лёгкое чувство дезориентации; оказалось, что экскурсия заняла у него, ни много ни мало, три часа. Не то чтобы он совсем не следил за временем, но пролетело оно совершенно незаметно.
После зрелищ, как обычно, потянуло на хлеб. Хотелось прямо сейчас завалиться в какую-нибудь местную ресторацию, и проверить, хороши ли местные повара настолько же, насколько и экскурсоводы. Но Фигаро решил стоически дотерпеть до вечера, поскольку ему обещали чуть ли ни целый пир, и, как минимум, бочонок пива. Поэтому следователь повздыхал, подумал, да и отправился искать кладбище.