Агент «Никто»: из истории «Смерш»
Шрифт:
– Капитан Николаев… Лейтенант Мулин…
– Что за люди?
– Попробую по памяти. Николаев из Орджоникидзе, 30 лет, бывший член партии, командовал отдельным батальоном морской пехоты, награжден двумя советскими орденами. Мулин помоложе, ему 24 года, рязанский. Служил вместе с Николаевым в одной бригаде. Остальное - в документах. Я могу подготовить подробный отчет о биографии, настроениях, высказываниях.
– Кто их отбирал?
– Капитан Пурик и я.
Елкин вспомнил, как они с капитаном приехали в Крейсбург. Расположенный неподалеку лагерь поставлял «материал» для «Абверкоманды 204». Елкин не любил ездить на вербовки, он боялся встретить однажды среди массы оборванных, изможденных людей кого-то, кто знал его в мирное время, кто мог назвать его настоящую фамилию. На всякий случай он
Впрочем, один момент в процессе вербовки доставлял Елкину трудно объяснимое удовольствие. Он выстраивал кандидатов в диверсанты и произносил короткую речь о подлости и коварстве советской власти. В конце он неизменно выкрикивал своим писклявым голосом фразу, которая щекотала его нервы: «Ну, кто хочет с оружием в руках бороться против иудо-большевизма?!» - орал Елкин, и сердце сладко замирало в его груди.
– Они способны принимать решения, эти… как их… - прервал воспоминания фельдфебеля Пицкен.
– Николаев и Мулин, - подсказал Елкин.
– Да. Вы можете поручиться за них?
– Не рискнул бы, как и за всякого пленного.
– В таком случае, почему бы вам, Елкин, не полететь самому к «Волкову»? Опыта вам не занимать.
Елкину действительно однажды пришлось побывать в советском тылу. Его группа взорвала мост и благополучно вернулась через линию фронта. Елкина наградили, но лететь еще раз в советский тыл его могли заставить только под угрозой расстрела.
– Мне казалось, что я приношу пользу рейху на своем месте, в школе, - промямлил Елкин.
– Опять вы затряслись, - недовольно прошипел капитан.
– Я пошутил. Конечно, вы нужнее здесь. Готовьте Николаева и Мулина к отправке, подыщите им пару крепких парней без ненужных сомнений в голове, а то я не очень-то доверяю всем этим бывшим членам ВКПб, орденоносцам… Идите!
Елкин вышел из кабинета, вытер взмокший лоб и направился в учебный класс тактики, где в железном шкафу хранились его личные досье на курсантов-офицеров.
Глава девятая. Встреча
– Что они делают?! Они с ума сошли?
– Платонов сорвал наушники и записал на листке два слова и несколько цифр.
– Что случилось?
– встревожился Степанов.
– Передают открытым текстом…
– Что передают-то? Война окончилась? Гитлер повесился?..
– Самолет сегодня! С 23 до часу ночи! С людьми…
– Фу ты, напугал! Ну, Платонов, если раньше я от вас пули в спину ждал, то теперь - разрыва сердца, - Степанов картинно схватился за грудь и присел на отполированный задами пенек, служивший «бандуристам» мебелью.
– У нас, кажется, все готово?
– Да, костры, шалаш, закуска, - отчитался Волков.
– Закуска?
– словно не понял Степанов.
– А как же, долгожданная встреча.
– Молодец, Волков! Вот за что ты мне нравишься, так это за то, что тебе команду давать не надо - ты все сам сообразишь. Ладно, ребята, все хорошо. Есть один маленький просчет!
Волков с Платоновым удивленно посмотрели на командира.
– Побрились мы сегодня зря. Шлем радио: помогите, голодаем, преодолеваем невзгоды, а вы на себя в зеркало гляньте - с такими мордами не стыдно на танцы в гарнизонный Дом офицеров!..
– Да кто там ночью увидит?
– Разведка!
– презрительно скривился Степанов.
– Чему вас учил в этой туфтовой школе… как его… Елкин-Палкин? Хороший агент по запаху одеколона определит, свой ты или перевербованный. И если не дурак, всадит тебе пулю в лоб, прежде чем ты ему скажешь «здравствуйте!» А нам с ними поговорить надо будет до того, как они попадут в руки правосудия… Сдобняков! Сдобняков!
– Я!
– к рации подбежал молодой лейтенант.
– Мы с Алексеевым и ребятами едем в деревню, оденемся погрязнее - и к месту встречи. У рации оставляешь троих, остальных - на машину и к кострам. Проверить маскировку, места засады. Гостей встречать будем, Сдобняков, с подарками!
Степанов ловко запрыгнул
– Ну что, дождались?
– пытаясь перекрыть голос мотора, почти крикнул Степанов.
– А долго мы их звали на подмогу! Как думаешь, Волков, знакомые могут прилететь?
– Могут. Хотя тех, с которыми учился, уже наверняка раскидали с парашютами.
– Не беда, подружимся с новыми… Возьмете оружие…
– Что, что?
– переспросил Волков, не поверив услышанному.
– Оружие, говорю, возьмете: по нагану, по гранате, а то мы с Алексеевым, глядишь, не справимся…
Сержант 5-го отдельного стрелкового батальона Алексеев был назначен на роль «дезертира Мартисова». Сам Степанов играл «Сомова», о котором немцам сообщили чуть ли не в первой радиограмме, который фигурировал во всех радиоотчетах как непримиримый враг Советов, геройский боец и надежный парень. Конечно, агентов можно было взять прямо с парашютов, не устраивая театра; отвезти в Управление и продолжать «войну по радио», но Степанов решил поиграть в «отряд Волкова». Он был уверен, что в первые минуты встречи со «своими» диверсанты расскажут то, чего потом не добьются от них никакие следователи. Правда, затея была рискованной. Хорошо вооруженные «гости» могли что-то заподозрить, а то и просто сдуру открыть огонь: кто знает, кого прислал абвер. Пока подоспели бы свои, кого-то из «Бандуры» и не досчитались. Опередить присланных агентов могли лишь те, кто рядом, - сам Степанов, Алексеев и… Волков с Платоновым. «Конечно, взгреют, коли узнают, что я дал ребятам по нагану… А если получится, значит, им можно доверять на все сто? Пусть взгреют», - принял решение Степанов.
«Ну, вот ты и летишь домой… домой?.. а где он, дом? В Сасово, под Рязанью, где живет мать, где родился, учился, начал работать? Или на станции Сковородино, у Амура, откуда ушел воевать? Сковородино… Среди местных ходила шутка: “Бог создал Сочи, а черт - Сковородино и Могочи”. Домой… А кто тебя ждет? Для родных ты “пропал без вести”, для Светки… ей ты просто перестал писать… Из плена писем не приходит. Почти год о тебе ни слуха, Леша Мулин, бывший комсомольский секретарь паровозного депо, бывший командир взвода морской пехоты 83-й отдельной Краснознаменной Новороссийской бригады… Последнюю весточку удалось отправить осенью 43-го, с Крымского полуострова… Тогда немцы с румынами здорово нас отлупили… А потом - Симферопольская тюрьма… пароход до Констанцы…промерзший деревянный вагон…лагерь военнопленных номер 175 на окраине австрийского городка Кремс… Ламсдорф, еще один лагерь… Крейсбург… Помотало… Чего только не видел - и смерть, и слезы, и подлость, и предательство, и верность, и честь, все рядом, под одной крышей… если была крыша, а чаще - под одним небом, чужим и холодным даже в летний зной. И этот чернявый, с писклявым голосом Елкин, похожий на еврея Рудника, чинившего часы в маленькой будке на привокзальной площади в Сасово. “Ну что, лейтенант, хочешь спать на чистых простынях и есть курицу? Послужи великому рейху!” Вот, служу… Кто я, сволочь и изменник? Да, там на первом же допросе под Керчью я выдал все, что знал о батальоне, бригаде. Но что изменилось, если бы я смолчал, соврал? Не я, так кто-то другой… нас было много… Наверное, так рассуждал не я один, все ловчили, прятали свою трусость, спасали шкуру. Ну, что теперь об этом?.. Вот сидит рядом капитан Николаев, комбат, награды зарабатывал кровью… Уж я-то знаю, как он дрался, как себя не щадил, а солдата жалел… Кто ему поверит там, куда мы спустимся на парашютах через час? Кто?! Кому он нужен, фашистский прихвостень? Он враг, как и я, как Гришка Гиренко, кубанский казак, сдавшийся в плен, когда расстрелял все до последнего патрона… Вон он, прикорнул, уткнувшись в парашют. Если Николаев не передумает, надо будет вырываться от Волкова с его бандой и искать контрразведку… И чем раньше, тем лучше. У Волкова почти два десятка головорезов, немцы на него не нарадуются… И Постников! Этот продаст, как только что-то заметит… Скольких он в школе продал! Спасибо Борисову и Прохорову - предупредили, что эта скотина поставлена Елкиным присматривать за мной. Не случайно его послали на подмену волковского радиста… Здоровый, гад… Любимец Елкина…»