Агент «Никто»: из истории «Смерш»
Шрифт:
Из кустов донесся еле различимый шорох. Кравченко, не меняя позы, снял с предохранителя лежащий на груди автомат и скосил прикрытые фуражкой глаза в сторону шума. Среди веток показалась выгоревшая гимнастерка Коршунова. Он тихо подошел и молча сел рядом. Кравченко сдвинул фуражку и вопросительно посмотрел на Василия.
– Прости меня, командир, оплошал я, - сдавленным голосом начал Коршунов.
– В чем?
– не выдавая волнения, спросил Кравченко.
– Зря мы топали триста с лишним верст - не будет баньки! Ничего
– Дом сгорел?
– Нет, дом цел, но в нем живут чужие люди. Какой-то инженер из МТС с семьей. А жена - в эвакуации, говорят, в Казахстане. Когда вернется, одному Богу известно. А может, и не вернется. Или вернется, но не одна… Обо мне-то с 41-го - ни слуху, ни духу: жив ли, помер. Дай закурить, что ли…
Весь путь Коршунов не курил, говорил, что бережет силы, что без табака дорога легче, хоть и скучнее. Кравченко протянул ему кисет. Коршунов скрутил «козью ножку», затянулся… и закашлял.
– Ты входил в дом, тебя видели?
– насторожился Кравченко.
– Нет, пошел огородами, наскочил на соседку, она все и рассказала.
– Кому она расскажет о тебе?
– Да никому: в деревне-то наших, почитай, не осталось: кто не убежал, когда немцы к Москве шли, тот в овраге лежит - СС постарались, чем-то им деревенька наша не глянулась. Соседка уцелела нечаянно, три месяца в чащобе, в землянке жила, чуть не загнулась от голода.
Коршунов матернулся, замолк, потом вдруг хлопнул себя по лбу и полез в вещмешок.
– Совсем забыл… Вот картошечка… Огурчик… лучок зеленый… Надо подкрепиться, командир…
Они наскоро испекли несколько клубней, жадно поели, запили согревшейся во фляге ключевой водой и замерли, стараясь не смотреть друг на друга. Молчание продолжалось долго.
– Надо идти, Вася, - скорее попросил, чем приказал Кравченко, - здесь нам делать нечего. Берем строго на запад, попытаемся пересечь линию фронта в ближайшей точке. Хорошо бы знать, где она, эта точка, где она, линия фронта.
– На западе - это точно, - не поднимая глаз, произнес Коршунов.
Когда солнце окрасило горизонт в багряные тона, разведчики стали собираться в дорогу. Кравченко решил пробираться к немцам, пока еще можно было догнать фронт. По настроению людей, встречавшихся в пути, было видно, что обещанное фюрером контрнаступление с использованием нового оружия пока не началось. Наоборот, из обрывков разговоров Кравченко составил сводку последних событий и вычертил примерную линию противостояния германских и советских войск. По его прикидкам, «красные» должны были подходить к Минску. За время их с Коршуновым путешествия фронт откатился на запад почти на сотню километров! Чтобы догнать его, нужно было идти и ночью и днем, спать не больше четырех-пяти часов в сутки. Но чем ближе к передовой, тем труднее добывать продукты. Значит, надо запастись здесь.
– Возьми, командир, картошку, что осталось, - будто прочитав его мысли, произнес
Кравченко вопросительно поднял глаза. Коршунов затянулся еле дымящейся самокруткой, выпустил клуб дыма и вздохнул:
– Я здесь останусь… хочу ее дождаться… посмотреть, с кем приедет… А может, одна… Автомат я оставлю, а гранаты ты возьми, тебе они нужнее, хоть и тяжелые, заразы. Нет, одну я приберегу… Для себя.
Кравченко молча принял из рук Коршунова «лимонки», загрузил в мешок картошку и немного лука, затянул тесемки.
– Присядем на дорожку, что ли?
– спросил Коршунов, пристраиваясь на бугорок.
– Ты проводи меня, Вася, а то как-то не по-русски, даже за калитку не вышел.
– Провожу, какой разговор!
– с готовностью поднялся Коршунов.
– Как себя вести, в случае чего, ты знаешь, учить не буду, - холодно произнес Кравченко.
– А для чего я ее оставил?
– Коршунов показал на висящую на поясе гранату.
– Постарайся остаться в живых, мы скоро придем, - подбодрил напарника Кравченко, понимая, что врет.
Они миновали завал из срубленных то ли миной, то ли снарядом берез и вышли на полянку.
– Здесь расстанемся, командир, долгие проводы - лишние слезы, - сказал Коршунов и протянул руку.
– Пожалуй, - Кравченко крепко обхватил протянутую ладонь. Рука у Коршунова немного тряслась. Кравченко посмотрел напарнику в глаза - в них стояли слезы.
– Только в спину не стреляй, командир… - прохрипел Коршунов и отвернулся.
– Иди, Василий, - бросил Кравченко, так ничего и не пообещав.
Коршунов втянул голову в плечи и медленно побрел по поляне в сторону деревни. Он вслушивался в каждый шорох, готовясь к лязгу затвора и сухому треску очереди. Десять шагов… Пятнадцать… Не оглядываться… Двадцать… Значит, не выстрелит! Коршунов сделал еще шаг и обернулся. Кравченко смотрел ему вслед, не снимая рук с автомата, потом сорвал фуражку и крикнул: «Иди, Васька, иди!» Коршунов махнул пилоткой - «Мы еще посидим в кафе на этой… как ее… Унтер ден Линден!.. Посидим, командир!»… - сделал еще шаг.
Кравченко увидел лишь яркую вспышку под ногами Коршунова и упал, сбитый взрывной волной. Через секунду он попытался вскочить, но грохнул еще один взрыв, и что-то острое впилось в ногу выше колена. Теплая, липкая кровь струйкой потекла в сапог. Он рванулся было к месту взрыва, но тут же замер, понимая, что кругом - мины. Вернулся к кустам, срезал длинную жердь и медленно пошел к дымящейся воронке, ощупывая каждый сантиметр засыпанной прошлогодними листьями земли. От Коршунова почти ничего не осталось. Сначала противопехотная мина подняла его на воздух, оторвав ноги. Второй взорвалась висящая на поясе Василия граната. Она разнесла в клочья все, что осталось после первого взрыва. Вдалеке валялся искореженный автомат.