Агент полковника Артамонова(Роман)
Шрифт:
Профессор снял с полки пакет, перевязанный шелковой лентой. Вручил капитану:
— Мои поздравления и наилучшие пожелания вашей красавице Евгении Михайловне.
Выйдя из-под арки Главного штаба, капитан Артамонов очутился на многолюдной улице. Народ шел в направлении Исаакиевского собора. В полдень в соборе начиналось богослужение, о чем Санкт-Петербург был оповещен заранее. На богослужение собирались и Пчельниковы. Но если ехать прямо к ним, он опоздает. Да и куда с пакетом?
И Николай Дмитриевич отправился на свою квартиру. Нужно было отутюжить мундир и вообще привести себя в идеальный порядок. Вечером он нанесет визит Пчельниковым. Вручит невесте подарок профессора.
Главный штаб. 1870. 15 января
Отшумели рождественские праздники. Новый год Николай Дмитриевич встречал у Пчельниковых. Здесь его уже принимали как члена своей семьи.
Михаил Игнатьевич дал согласие на выдачу дочери Евгении за капитана Артамонова. Свадьбу решили сыграть летом, когда над Невой будут белые ночи, а по скверам и садам — море цветов. Евгения Михайловна любила цветы и море. Мечтала, что свадебное путешествие начнется в Крыму, в Ялте, и продлится до самой Одессы.
Собственно, и капитан Артамонов не возражал. За десять лет офицерской службы это будет его первый месячный отпуск. Всякий раз из отпуска его отзывали или откладывали на неопределенное время. Служба требовала личного присутствия опытного геодезиста, и он безропотно исполнял обязанности, как того требовал долг.
И сейчас долг требовал извиняться перед невестой, что в опере он побывать не сможет, не сможет посетить Царскосельский ансамбль, где иноземные мастера изваяли ледяной город.
— Обязательно побываем, — обещал он невесте. — Но сейчас мне нужно несколько дней уединения. Служба, понимаешь?
— Понимаю, — отвечала Евгения и глубоко вздыхала. В сердце закрадывалось сомнение: если сейчас он не может, то что будет потом, в семейной жизни?
Ночами, когда ничто и никто не отвлекает, он вычерчивал карту с обозначением крепостей, выполнил карту гужевых и шоссейных дорог Европейской Турции, в масштабе 1:500 вычертил схему Балканского хребта, указал перевалы, крутизну спусков и подъемов, ширину проходов, составил легенду по каждому перевалу с объяснением пропускной способности гужевого транспорта.
С точки зрения генштабовских нормативов такая работа одному человеку не под силу. Но в этом человеке уже сочетались качества геодезиста и разведчика. Геодезист работает предельно точно, разведчик — быстро и точно.
К 15 января он готов был докладывать высшему руководству по теме «Балканский театр военных действий: его инженерное оборудование и коммуникации».
Было позднее утро. За окном пуржило. В аудитории, где были развешаны карты и схемы, царил сумрак. Пришлось дополнительно зажечь четыре газовых фонаря. Теперь с десяти метров (в десяти метрах стоял стол и три жестких венских стула — для почетных слушателей) хорошо были видны на матовой ватманской бумаге города, пути сообщения, крепости и намеченные к возведению укрепления. Жирной неровной лентой был обозначен Дунай от северных границ Сербии до впадения в Черное море. У нижнего среза карты — два голубых пятна, обозначавшие два известных всему миру моря: Эгейское и Мраморное. На берегу Мраморного черным кружком обозначен Константинополь.
С указкой в руке Николай Дмитриевич встретил почетных гостей: впереди — император, в полусажени сзади — профессор Милютин и профессор Обручев.
Докладчик, не выпуская из левой руки указку, слегка волнуясь, произнес:
— Ваше императорское высочество, докладывает капитан Артамонов, геодезист.
— Капитан? Геодезист? — удивился император и повернулся к военному министру. — Дмитрий Алексеевич, вы обещали меня познакомить с военным разведчиком. Где же он?
— Сударь, он перед вами.
— Хорошо, послушаем, — сказал император, усаживаясь на венский стул.
Голос его был слабый, совсем не царский. Бледное лицо, наполовину скрытое усами и бакенбардами. Под глазами налитая влагой дряблая кожа. Невольно капитану пришло в голову: если он на Невский выйдет без сопровождающих, в мундире школьного учителя или акцизного чиновника, вряд ли кто догадается, что это император. Да, это не Петр Алексеевич и даже не Николай Павлович. Не подумаешь, что его воспитателями были известные поэты. Хотя они же, поэты, искру Божью и заронили.
В Генштабе на совещании обер-офицеров император объявил:
— Я перед собой поставил задачу: освободить всех южных славян от турецкого владычества. С Божьей и с вашей помощью я это сделаю.
Он говорил, что миссия русской армии — смыть позор за поражение в Крымской войне, а смыть — значит войти в Константинополь победителем. Но как это совершить, надо императору отдать должное — он прислушивался к мнению тех, для кого честь России превыше всего.
Сейчас предстояло ему прислушаться к аргументам капитана Артамонова.
Сегодня в этой аудитории не было многолюдно. Вслед за императором уселись остальные слушатели: военный министр генерал-от-инфантерии Дмитрий Алексеевич Милютин и профессор Академии Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Николаевич Обручев.
Профессор Обручев кивнул докладчику:
— Начинайте.
И капитан, подняв указку, вкратце охарактеризовал Балканский театр военных действий. Император не дал объяснить, в чем особенности географических условий Европейкой Турции, спросил:
— Капитан, как вы представляете себе наивыгоднейший в стратегическом отношении способ действий против турок?
Поправлять императора не полагается. Способов может быть несколько и каждый в определенных условиях — наивыгоднейший. На раздумье потребовалось не более пяти секунд.
— Стремительное продвижение вперед, — заговорил капитан, как бы он отвечал на экзамене, — обходя крепости и по возможности другие инженерные сооружения в направлении наступления наших войск.
Профессор Обручев опять кивнул, но уже молча.