Агент сыскной полиции
Шрифт:
– А что это меняет? Доказать, что они ему принадлежат, мы бы все равно не доказали, – пожал Алексей плечами, – а раз адрес сказал, я его и отблагодарил.
– Отблагодарил! – усмехнулся Тартищев. – Ты сам того не понимаешь, какую головную боль с меня снял. А то пришлось бы исправнику об этом докладывать, Лямпе объяснять, перед вице-губернатором отчитываться... Нет, Ольховскому я, конечно, намекну, что есть, дескать, кое-какие подозрения... А там уж пусть его филеры землю копытят!
– Да Басмадиодис уже наверняка и типографию, и гравера десять раз перепрятал...
– Перепрятал, но не уничтожил, запомни это. Притихнуть
– Но у меня совсем мало времени оставалось. И я посчитал, что тут надо поступить другим манером, чтоб он забеспокоился и выдал себя.
– А если б он тебе пулю в лоб пустил, или кастетом в висок запендюрил, или встретила б тебя на той улице толпа его приятелей, человек этак пять, что тогда? Нет, милый мой, сегодня тебе повезло, а завтра немудрено и с головой расстаться. Благодари бога, что живой и даже синяков не заработал! – Тартищев отвернулся от него и махнул рукой: – Иди-ка ты, голубь, с моих глаз долой! Определяю я тебя на денек под домашний арест и приказываю: подумай на досуге, как остаться с головой на плечах и не рисковать ею без особой на то надобности.
Глава 13
Цветок, который он вынес под полой шинели из квартиры Дильмаца, красовался в самом центре клумбы и, как показалось Алексею, стал даже пышнее, а цветы у него были не белые, а нежно-розовые, как платье у Лизы, в котором он видел ее в последний раз на этой поляне. Он пригляделся. Следы от прыжка были почти незаметны. Правда, некоторые цветочные стебли заботливо подвязаны к колышкам, да и его цветок, похоже, тоже пересаживали... Но в целом клумба выглядела, бесспорно, лучше, чем до его злополучного приземления.
Алексей осмотрелся по сторонам. Траву на поляне выкосили и сложили в маленький аккуратный стожок. Чуть в стороне от клумбы появилась узенькая скамейка и навес над ней. С трех сторон от него были натянуты до земли крепкие шнуры, за которые уже успели ухватиться усиками душистый горошек и конский каштан – через неделю-другую здесь будет уютная тенистая беседка.
Совсем такая, как у них в имении, в которой так любила отдыхать его матушка. По вечерам в беседку выносили самовар, накрывали стол кружевной скатертью, а нянька выставляла вазочки с вишневым и малиновым вареньем и его любимые булочки с маком и корицей...
Он подошел к флигелю и увидел, что дверь приоткрыта, а на пороге лежит Дозор и строго
– Позвольте узнать, Елизавета Федоровна, что вы делаете в моей комнате? – вежливо справился Алексей, сгорая от желания отодрать негодную девчонку за уши. Вот уже две недели она буквально изводила его то бесконечными придирками, то язвительными насмешками, а то просто проходила мимо и смотрела на него с таким непревзойденным высокомерием, слегка прищурясь и едва заметно улыбаясь, ну точно великосветская барыня на приеме у губернатора. Правда, один раз он уже уличил эту «барыню» в том, что она корчила за его спиной гримасы и передразнивала походку, а когда он внезапно обернулся, неожиданно смутилась, показала язык и убежала.
Теперь у него появился случай отыграться, и Алексей чрезвычайно этому обрадовался.
– Потрудитесь объяснить, каким образом вы проникли в мою комнату – путем подбора ключей или украли второй ключ у дворника? – спросил он тем самым строгим голосом, который отрабатывал на жуликах, задержанных на Разгуляе или Хлудовке. Но, кажется, переборщил. Лиза испуганно оглянулась, побледнела и быстро спрятала за спину лист бумаги, который перед этим разглядывала.
– Вы забыли запереть сегодня дверь... – прошептала она и покраснела. – Мы гуляли по саду, Дозор погнался за сусликом и забежал сюда...
– Вы не находите странным, – Алексей прошел в глубь комнаты, взял стул и сел на него таким образом, чтобы загородить ей выход, – что суслики из сада вдруг решили по какой-то причине переселиться в мою комнату? Вчера я нашел одного, правда слегка придушенного, у себя под одеялом, третьего дня один свалился на меня со шкафа, а второй сидел в корзинке для бумаг... Что это значит, как вы думаете?
– А ничего я не думаю, – девушка успела прийти в себя и с вызовом посмотрела на него, – просто сусликсуслика издалека находит...
– Я так понимаю, что вы прямо горите желанием вывести меня из себя? – весьма учтиво справился Алексей. – Но как говорит ваш папенька – к слову, «суслик» с гораздо большим опытом, чем у меня: «Ничто в этом мире не приносит большего беспокойства, чем новые сапоги». – (Тартищев, правда, добавлял «и дочь на выданье», но Алексей решил ограничиться первой частью фразы.) – С сапогами у меня в данное время все в порядке, поэтому, Лиза, зря стараетесь! Довести меня до приступа падучей не получится, и из флигеля я тоже не съеду, как бы вы ни старались меня выжить. – Он протянул руку и требовательно произнес: – А ну-ка, что вы там прячете за спиной?
Лиза фыркнула и ткнула ему в руки лист плотной бумаги. Алексей взял его и сердито посмотрел на девчонку, которая сует свой нос, куда не следует. Это был акварельный портрет, и не самый лучший из тех, которые он когда-либо пытался написать. Год назад он попробовал воспроизвести по памяти лицо той, из-за которой чуть не полетела в тартарары вся его жизнь. Портрет получился так себе, и хотя глаза вышли как живые, но не было в них той решимости и фанатичной целеустремленности, которые он разглядел на фотографии, слишком уж нежно и спокойно смотрели они на мир. И только сейчас, взглянув после долгого перерыва на рисунок, Алексей понял, что именно это и не позволяло портрету стать похожим на оригинал.