Агент сыскной полиции
Шрифт:
– Иван, – Алексей посмотрел на него, – а ты вот больше в пьяницу чиновника любишь переодеваться или в приказчика, почему?
– А так удобнее по кабакам да трактирам работать. Давай присядем! – кивнул он на скамейку в небольшом сквере.
Они присели. Иван, прищурившись, окинул взглядом сквер и тут же обратил внимание на молоденькую служанку с огромным персидским котом на руках.
– Смотри-ка, брат, что за ножки! За такие ножки дал бы куль картошки! – произнес он нараспев и переключился на служанку: – Барышня, а барышня, скажите бога ради, почему ж вы такая красивая, а ноги имеете разные?
Девушка остановилась и с недоумением посмотрела
Вавилов не унимался:
– Ноги, говорю, почему разные? Одна левая, а другая правая?
Девушка покраснела и отвернулась. Расхохотавшись, Иван продолжал пытать растерявшуюся служанку:
– Это что ж за зверюга у вас на руках, красавица? То ли мопс лохматый, то ли обезьяна какая?
– Сами вы зверюга, – обиделась та, – это Маркиз, нашей барыни любимый кот. Почитай две тыщи стоит.
Вавилов хмыкнул и поманил девушку к себе пальцем.
– Давно из деревни?
– Не-а, – простодушно отозвалась та. – Месяца еще не прошло...
– Смотри, ежели кому еще раз откроешь, как кота зовут и сколько он стоит, да добавишь, что он любимый кот твоей барыни, места через два дня лишишься, поняла, голубушка?
– Поняла-а, – протянула озадаченно служанка и тут же спохватилась: – И с чего бы я его лишилась?
– А с того, милая, что не с кем тебе гулять будет. Сопрут твоего кошака, как пить дать сопрут!
Служанка, слегка приоткрыв рот, некоторое время смотрела на Вавилова, потом с опаской произнесла:
– А вы откуда про все знаете?
– Да откуда ж мне не знать? – Вавилов усмехнулся и поднялся на ноги. Склонился к служанке и прошептал едва слышно: – Как же мне не знать, милая, если я и есть главный кошачий вор! – Он подмигнул совсем растерявшейся девушке и быстрым шагом направился из сквера к фонтану, у которого толпились извозчики, поившие своих лошадей. Алексей последовал за ним. Но не выдержал, оглянулся и увидел только спину удиравшей без оглядки служанки с толстым котом под мышкой.
На стоянке извозчиков они купили по кульку семечек и направились проходными дворами на Баджейскую улицу, где располагалась основная часть трактиров и два ресторана – «Райская поляна» и «Бела-Вю». В них подавали европейские блюда, в отличие от трактиров, где по-прежнему потчевали по-русски – сытно и обильно.
– Вот ты, Алексей, скажи, что самое важное в нашей работе, помимо маскировки? – спросил Вавилов и сам же ответил: – А это, брат, «география». Город ты обязан изучить как свои пять пальцев. Все проходные дворы, как «Отче наш», должен знать! Все пожарные лестницы, черные ходы, люки сточные, выгребные ямы, даже сортиры уличные. У меня, да и не только у меня, полно случаев было, когда воры или разбойники от нас через очко в клозете ускользали, или через люки в мостовой, один даже в выгребную яму с головой нырнул, чтобы от погони уйти. Вытащить-то мы его вытащили, но вони потом на все сыскное было, упаси господь! – Он поморщился. – Но даже это не самое сложное. Сложнее всего с людьми работать, тем более с теми, кого человеком назвать язык не поворачивается. Сам посуди, у меня, как старшего агента, в подчинении обычно десять-двенадцать младших агентов работает, для встречи с ними две-три явочные квартиры в разных концах города использую, а у каждого младшего агента имеется еще по десять-пятнадцать доверенных лиц, это уж из числа тех, кого он сам вербует и о которых только он знает, и никто другой. К тому же на твоем участке на тебя и извозчики должны пахать, и швейцары, и дворники, и акушерки, и провизоры в аптеке... Но учти, ни в коем случае не ввязывайся ни в какие склоки, ни в какую мелочевку. Старайся уклоняться от тех происшествий, в которых ты так или иначе мог бы фигурировать как гласное лицо: понятым или свидетелем...
Они вышли на базарную площадь, и Иван сразу подобрался и приказал Алексею:
– Отстань от меня на несколько шагов, но так, чтобы все видеть и слышать, а потом подробно доложишь, что успел заметить!
Бросая в рот семечки и сплевывая шелуху особым способом, чтобы она не налипала на губе, Вавилов шел по базару степенно и важно, словно не замечая, что толпа перед ним расступается, а кое-кто спешит и скрыться от греха подальше.
Вот подбежал к нему плюгавый малый и что-то быстро проговорил. Вавилов замедлил шаг и пробормотал догнавшему его Алексею:
– Плотва опять объявился. Обратник с каторги. Говорят, проигрался, сейчас по злому работает. Вместе с марухой своей Варькой. – Он всмотрелся в высокую женщину в пестром платке и едва слышно присвистнул. – Да вон же они. Рядом со старьевщиком крутятся... Ухват... Так-с!.. Корявый... Цапля... Варька мосластая и сам Плотва... Шуруют, вон гляди...
Алексей издали наблюдал, как женщина быстро посмотрела в их сторону, что-то сказала своему партнеру – мужику в поддевке и с козлиной бородкой, и они стали, быстро работая локтями, выбираться из толпы. Остальные ширмачи, видно, подчинившись условному знаку, мгновенно исчезли среди массы торговцев и продавцов.
Вавилов прибавил шагу, ввинтился в толпу и моментально нагнал парочку.
Алексей увидел, как забегали глаза у Плотвы.
– Ей-богу, ничего не успел взять... Вчера до кишок раздели... Проигрался в пух и прах на мельнице у Ахмета-татарина...
– Что ж ты к нему подался? Беспалый вон шесть взял у Утюга на катране.
– Да и сам не знаю! Волосы теперя на себе рву... Окромя меня, еще Стрелка взяли на четыре куска...
– Стрелка? – поразился Вавилов. – Я ж его самолично по этапу отправил еще в октябре.
Глаза у Плотвы забегали, и он едва слышно пробормотал:
– Эка вы... Отправили... Да он, почитай, четыре месяца на Хлудовке околачивался... Захар Игнатьич его от чирьев лечил... Кормил... А в четверг пофартило... Слыхал я, что купца какого-то на пару с Сохатым пришили, кажись, в Сорокино... Как одну копейку четыре больших отдал... Ахмет метал... Горох метал... Назар Кривой резал...
– Так, значит, Стрелка до копья раздели, где ж он теперь отсиживается?
– Нигде! Ахмет ему сотенную дал, да плакат [41] ему еще раньше выправили. Отослали поутру почтовыми в Томск, а там дальше в Нижний... На ярманку... А Ахмет сегодня новую мельницу открывает, на Воздвиженской... Богатую!
41
Паспорт.
– Ладно, валяй, – махнул Вавилов рукой, – но смотри, из города не уберешься – пеняй на себя!
– Иван Лександрыч, – затянул плаксиво Плотва, – позволь отыграться. Сегодня чуток пофартило... А завтра и духа мово тут не будет...
– Сроку тебе до утра, Плотва, – сказал сердито Вавилов, – соврешь, другой дороги тебе не будет, кроме как на рудники.
– Премного благодарны! Спасибочки вам! – чуть не взвился от радости Плотва и мгновенно растворился в толпе.
А Вавилов уже подходил к толстому татарину с узкими, почти затерявшимися в складках жирного лица глазами.