Агент влияния
Шрифт:
– Друг играет. А ты?
– Хороший вопрос.
– Ты не знаешь?
– Дырка.
– Что-что?
– У меня. Дырка на этом месте. Покажешься мне?
– Как?
– В зеркале. Либо сними очки и поверни к себе.
– А я тебя увижу?
– Нет.
– Почему?
– Там никакого там [5] .
– Мне нужно в туалет. – Верити встала. – Очки оставлю здесь.
– Если нетрудно, отдерни занавески.
Верити подошла к окну и отодвинула оба слоя плотных пыльных штор.
5
«Там [нет]
– Очки положи там, – сказал голос. – Я буду смотреть в окно.
Верити сняла очки, положила их с раскрытыми заушниками стеклами к окну на белую икейскую табуретку, круглую, с отметинами от припоя. Потом добавила для высоты немецкую книгу о съемках бразильской мыльной оперы. Сняла гарнитуру, пристроила на книгу рядом с очками, на кухне достала из сумки собственный телефон и узким коридором прошла в уборную. Закрыла дверь и позвонила Гэвину Имсу.
Он ответил сразу:
– Верити.
– Это по-настоящему?
– Вы читали соглашение о неразглашении?
– Больше пунктов, чем обычно.
– Вы согласились не обсуждать ничего существенного по не принадлежащим компании устройствам.
– Просто скажите, кто-нибудь изображает для меня Юнис?
– В том смысле, в каком я вас понял, – нет.
– Вы хотите сказать, это по-настоящему.
– Определить это с уверенностью для себя – часть вашей рабочей задачи.
– Я перезвоню вам по телефону компании?
– Нет. Мы обсудим это лично. Сейчас не время.
– Вы хотите сказать, она…
– До свидания.
– …программа, – закончила Верити, переводя взгляд с телефона на свое отражение в старом зеркале. Пятна на серебристой пленке создавали ощущение подводного грота.
Она открыла дверь, вернулась в гостиную к окну. Взяла очки. Надела. Вечерний транспорт ехал сквозь частокол прозрачных вертикальных пластин чего-то, похожего на штрихкод.
– Что…
Тут она вспомнила про гарнитуру. Надела ее.
– Ау, – сказал голос.
Штрихкод исчез, остался курсор на уровне окон проезжающих машин.
– Что это было? – спросила Верити.
– Департамент транспортных средств. Я читала номера.
– Где ты, Юнис?
– С тобой, – ответил голос. – В окно смотрю.
Что бы это ни было, Верити не хотела затевать первый существенный разговор у Джо-Эдди в гостиной. Она подумала было про дешевый бар на Ван-Несс-авеню, но пить не хотелось, а главное, там ее недавно узнали. Были «Волки + Булки» в нескольких шагах от дома, но там обычно бывало людно. И шумно, даже когда не людно. Тут Верити вспомнила про «3,7 сигмы» [6] , заведение, которое Джо-Эдди полуиронически назначил своей излюбленной точкой кофеинизации, всего в нескольких кварталах отсюда, на другой стороне Валенсия-стрит.
6
Сигма в статистике – среднеквадратическое отклонение. В модной бизнес-концепции «шести сигм» 3,7 сигмы соответствуют хорошему, но не идеальному качеству.
2
Наш любитель адских миров
– Веспасиан, – сказала инспектор Эйнсли Лоубир, искоса глядя на Недертона поверх поднятого воротника пальто, – наш любитель адских миров. Помните такого?
Это вы убили его в Роттердаме, подумал Недертон. Не то чтобы она сама ему об этом сказала, да он и не спрашивал.
– Тот, который создавал ужасные срезы? Где идет нескончаемая война?
– Мне было интересно, как он так быстро превращал их в кошмар, – продолжала Лоубир, быстро шагая по набережной Виктории сквозь серое утро под каплющими кронами деревьев. – И я все-таки занялась этим вопросом.
Недертон прибавил шаг, чтобы не отстать.
– И как же?
Он не видел ее с рождения Томаса, с тех пор, как взял отпуск по уходу за ребенком. Сейчас, насколько он понимал, отпуску пришел конец.
– Мне неприятно, что мы называем их срезами, – сказала Лоубир. – Они короткие, поскольку мы создаем их, когда проникаем в прошлое и осуществляем первый контакт. Правильнее называть их ветвями, поскольку они именно ветви. Веспасиан, судя по всему, нашел простой способ усилить эффект бабочки. Который состоит в том, что даже самое мелкое изменение может вызвать большие и непредвиденные последствия. Осуществив первый контакт, он немедленно прекращал связь. Через несколько месяцев возвращался, смотрел, что изменилось, и очень решительно вмешивался. Результаты были впечатляющие, хоть и ужасные, и чрезвычайно быстрые. Изучая его метод, я наткнулась на еще один так называемый срез, где он инициировал контакт в две тысячи пятнадцатом году, задолго до самых ранних известных контактов. Не знаю, как ему удалось проникнуть так далеко в прошлое, но теперь у нас есть доступ в этот срез.
Они поднимались на обзорную площадку над рекой.
– Возможно, там у нас есть шанс достичь лучших результатов, чем прежде, – продолжала Лоубир; они вышли на площадку и приблизились к парапету. – И для этого мне нужны вы. Контакт до сих пор был по необходимости ограниченным из-за очень большой технологической асимметрии, но, думаю, мы нашли лазейку. Очень скоро понадобится ваш опыт общения с контактерами.
– Вы сказали, контакт был ограниченным?
– Тетушки, например, там почти неприменимы.
Тетушками она называла ведьмовской ковен полуразумных алгоритмов службы безопасности; Недертон поморщился при одном их упоминании.
Из Темзы выпрыгнула пестрая рыже-белая химера – четыре метра от головы до хвоста, скопление глаз-фонарей над мультяшными щупальцами – и тут же занырнула обратно, оставив за собой след бежевой пены.
– То есть вы не можете натравить на срез команду аналитиков и заработать там столько денег, сколько потребуется? – спросил Недертон. Разумеется, он видел, как она именно это и проделывала в других срезах.
– Не можем. Даже простейшая связь и то бывает обрывочной.
– И что же мы в таком случае можем?
– Косвенно поддержать автономного самообучающегося агента, – сказала Лоубир. – Затем подтолкнуть его к более активной деятельности. По счастью, они там безумно увлечены ИИ, хотя того, что мы называем этим словом, у них практически нет. Однако мы проследили исторические линии опасных тенденций в наших ИИ-разработках и нашли то, что нам нужно, у них.
– Опасных тенденций?
– На стыке самой безответственной погони за прибылью и военных заказов наиболее опасного толка. Подробнее расскажу за бранчем. Если у вас есть время.