Агентство "Лилит". Сказка об обречённой царевне
Шрифт:
Нас разделяет река
И крокодилы, что прячутся
На песчаных отмелях.
Но, войдя в реку, я преодолею волны.
Моё сердце не дрогнет в потоке…
Юноше, от лица которого писал древнеегипетский поэт, требовалось действительно немалое мужество, чтобы пересечь реку. Я могла преодолеть её в один прыжок. Здешние крокодилы были мне не страшны, но где-то там, в городе или его окрестностях, затаились те, что опасней крокодилов и всех демонов, вместе взятых. И где-то там была она. Скорее всего.
Мгновение спустя я оказалась в городе. Жилые кварталы выглядели убого — узкие улицы, неказистые постройки из кирпича-сырца, большей частью одноэтажные. Зато центр города с площадью, храмами и окружённым зеленью дворцом являл собой красивое и величественное зрелище. Вообще-то этот город не был городом в полном смысле слова. Это была крепость-дворец, где кроме царской семьи проживали ещё те, кто обеспечивал ей удобства, да мастера,
Со всех сторон меня окружали люди. Они шли мне навстречу, обгоняли меня. Иногда я вздрагивала от лёгкого болезненного ощущения, когда кто-то проходил сквозь меня. Сквозь моё тело, невидимое и неощутимое полноправными жителями этого мира. Вот что значит действительно раствориться в толпе… Раствориться в пространстве, во времени, в вечности. Иногда мне казалось, что кто-то оглядывается на меня, но, скорее всего, это было иллюзией. Люди искали в толпе тех, кого знали, а если кто-то сверхчувствительный и ощущал моё присутствие, то списывал это на проделки какого-нибудь божества. Меня видели только те, кто не мог об этом сказать. Как испуганно шарахнулся от меня дымчато-серый ослик, запряжённый в повозку с глиняной посудой. А у входа в храм я едва сама не отшатнулась, когда на меня зарычал короткошерстный чёрный пёс с длинной заострённой мордой. Зверь с головой Анубиса… Или это был он сам, владыка времени, прогоняющий меня из этого мира, давно умершего для меня. Из мира, куда я явилась вопреки воле богов и природы, чтобы дерзко вмешаться в естественный ход вещей. Но ведь не я одна. И те, другие, уже вовсю хозяйничали тут, угрожая жителям не только этого, но и моего мира.
Я чувствовала — она где-то близко. Она вполне могла оказаться вот в этом храме с колоннадой, который я уже видела, когда была здесь первый раз. До чего же он оказался красив при свете дня. Возле ослепительно сияющих позолоченных ворот стояла нарядная повозка, запряжённая парой белых скакунов. Один из них испуганно на меня покосился, второй же шумно вздохнул, окинув меня грустным и как будто бы даже понимающим взглядом. Молодой возница негромко беседовал с двумя рослыми воинами. Видимо, они сопровождали приехавшего в храм богача. Миновав ворота, я оказалась в просторном дворе, где среди покрытых яркими росписями колонн стояли огромные и не менее ярко расписанные статуи. Будь я в полном тайминге, у меня бы в глазах зарябило от буйной смеси оранжевой, зелёной, синей и красной красок. Медные двери, ведущие в главный зал храма, были открыты, но высокие жрецы в кошачьих масках стояли возле них явно для того, чтобы никто из простых смертных не вошёл в святая святых. Возможно, простых смертных туда вообще никогда не пускали, а, возможно, сейчас там проходил какой-то обряд, при котором не могли присутствовать непосвящённые. Сердце у меня заколотилось так, что я его услышала. И поняла: ещё немного — и я потеряю над собой контроль, а тогда меня запросто выбросит в полный тайминг. Пространственно-временная структура здесь была нарушена, а вместе с ней и равновесие стихий. А уж я-то точно вышла из равновесия, ибо я уже видела в цветном полумраке зала знакомое золотое сияние. Свет, исходящий от её волос. Она оказалась в луче солнца, проникшего в зал через окно под потолком… Или солнечные лучи сами искали её, чтобы, соприкоснувшись с ней, засиять ещё ярче? Окажись я тут сейчас материальной и видимой для всех, я бы просто отключила этих двоих у входа, если бы они помешали мне войти в главный зал святилища. А заодно и всех остальных, кто бы попытался мне помешать…
Она не просто была здесь. Она одевала статую богини — женщины с кошачьей головой. Значит, это храм Баст. Почему она совершает ритуал? Я знала, что одевать статую богини могли только верховный жрец или жрица. Кто ты, Диана Луиза де Лавальер? Быть может, египетская принцесса, живущая в двух мирах? Кто бы пустил в святая святых неизвестно откуда взявшуюся незнакомку?
Её тут знали. Когда она надела на статую сапфировое ожерелье, к ней с поклоном приблизился бритоголовый юноша в белом, который до этого смиренно стоял в углу зала. Они обменялись какими-то репликами, потом юноша поднял с пола старое одеяние богини, сосуд с водой, влажные куски ткани и удалился. Я поняла, что, перед тем, как одеть старую, Диана её протёрла.
Не знаю, о чём она говорила со жрецом. Переводчик мой воспринимал только то, что я слышала. Недавно появились переводчики-имплантанты, способные улавливать звуки на большом расстоянии, но я решила, что обойдусь без этой новинки и уж тем более без ещё одной операции. Переводчик был единственным имплантантом, на который я решилась. Джоанна Рэй убедила меня, что ни мой мозг, ни мои уши от этого не пострадают. У неё у самой был такой. Стоил этот имплантант целое состояние, но специальные агенты получали его бесплатно. Я приобрела его на второй год службы и надеялась, что он прослужит мне долго. Больше мне такой бесплатно не получить.
Интересно, как тут общается Диана? У неё такой же переводчик или она знает здешний язык? Я бы уже ничему не удивилась. Я даже не удивилась, обнаружив, что она меня видит. Теперь солнце сосредоточилось на позолоченной статуе богини-кошки. Моя прекрасная жрица отошла в тень, но её тонкая фигурка в облегающем белом платье всё равно казалась ожившим лучом света, который просто сам пожелал сиять не так ярко. Волнистые волосы перехвачены вокруг головы расшитой бисером лентой и свободно спадают на плечи, на шее золотое ожерелье, на правой руке браслет из металла, более светлого, чем золото, — скорее всего, из электрума. Ещё больше меня заинтересовали её крошечные серёжки в виде кошачьих голов. По цвету они напоминали медь, хотя я знала — это не медь. Что это за металл? В голубоватом сумраке святилища, мерцающего лазуритовой отделкой и позолотой, Диана казалась просто нереально прекрасной. Неудивительно, что юноша смотрел на неё с таким благоговением.
Итак, она меня видела. С полминуты она на меня смотрела, потом быстрым шагом покинула зал, пересекла храмовый двор и выскользнула за ворота. Сказав пару слов почтительно склонившимся перед ней воинам, она чуть ли не бегом двинулась по улице. Так вот кого ждала эта нарядная повозка. Диана явно старалась смешаться с толпой, но мне ничего не стоило держаться к ней так близко, что в полном тайминге я бы, наверное, наступала ей на пятки. Я преследовала её до тех пор, пока мы не оказались на одной из тех невзрачных улиц, где жили бедняки. Вот тут-то она от меня и ускользнула. Свернула за какой-то дом и исчезла. Не спряталась, а именно исчезла. Она могла исчезнуть в любой момент, но не хотела делать это так, чтобы заметили прохожие. Я знала: причина её способности к телепортации в фокусе с картиной. Царевна-лягушка сбросила кожу, мешающую ей летать сквозь время и пространство. Ну и куда же она отправилась, эта лягушка-путешественница? Обратно в свой деламарский замок, в здешний дворец или куда-то ещё?
Я чувствовала, что больше не могу оставаться в неполном тайминге. Он даёт возможность быстро преодолевать любые преграды и оставаться невидимой, но за эти удобства приходится платить. На неполный тайминг сил тратишь больше, чем на полный.
Перед тем как полностью материализоваться в этом мире, я присмотрела в одном дворике полотняное платье, которое сушилось на горячем гладком камне. Оглядевшись, стащила чужую одежду и перемахнула через каменную изгородь, отделяющую этот двор от соседского сада. Тут явно жил хозяин побогаче. В саду имелся водоём, достаточно чистый, чтобы я смогла полюбоваться на своё отражение, когда переоделась. Терпеть не могу платья, тем более узкие и облегающие. К счастью, его хозяйка была не худее меня, хотя, конечно же, меньше ростом. К счастью, мои чёрные волосы, подстриженные так, что едва закрывали шею, напоминали здешние женские причёски. Во всяком случае простолюдинки и прислуга Древнего Царства довольно часто носили такие стрижки. К счастью, я недавно неплохо загорела, так что не казалась тут слишком бледной. Пожалуй, единственным несчастьем в ситуации с прикидом были мои сандалии, слишком уж непохожие на здешнюю обувь. Ну и ладно. Решат, что купила у каких-нибудь купцов-чужеземцев.
Солнце уже давно перевалило за полдень, так что жара была терпимой. Тем не менее я чувствовала такую усталость, как будто тащила на себе каменную плиту. Как будто все эти века, которые я чудесным образом преодолела, давили на меня своей тяжестью. А злое белое солнце слепило мне глаза, мешая смотреть на этот мир. Око Ра, великая львица Сехмет, страшная в гневе и готовая спалить каждого, кто нарушает законы, установленные её отцом.
"Великие боги Египта, помогите мне найти её. Помогите мне спасти её и вернуться домой…"
Грязные полуголые дети носились по пыльной улице, что-то крича друг другу. Их голоса, как и пение той речной птицы, приводили меня в смятение. Давно умолкнувшие голоса прошлого… Я не должна их слышать. Я не должна вмешиваться в происходящее, ибо каждый мой неосторожный шаг способен переписать историю. Но дело в том, что кто-то её уже переписал или пытается это сделать, так что теперь я не могу быть тут всего лишь пассивным наблюдателем.
Усилием воли я настроила себя на перевод с древнеегипетского. Имплантант-переводчик уловил этот импульс, и теперь до меня стали долетать обрывки фраз. Я лишь примерно представляю себе, как работает это устройство — одно из самых загадочных изобретений последнего времени. Оно запрограммировано на расшифровку всех известных на сегодняшний день знаковых систем. Заложена в него и вся известная древнеегипетская лексика — в том виде, в каком её попытались реконструировать лингвисты. Он ловит звуковые комплексы и расшифровывает их, основываясь на заложенных в нём сведениях о данном языке и обрабатывая всё это при помощи какой-то мистически-сложной программы, переводящей информацию из одной формы в другую. Учитывая то, что о языке Древнего Царства, а уж тем более его местных разновидностях, исследователи знают мало, текст получался отрывочный, неполный.