Агентство «Томпсон и К°»
Шрифт:
Что собирался он делать в глубине корабля? Почему не подчинился приказам португальского правительства? Может, он просто отправился к братьям, ведь их не было на палубе?
— Все пассажиры в сборе? — спросил судья.— Сделайте перекличку.
Томпсон подчинился. Но в конце проверки на имена дона Игину, дона Жакопу и дона Криштофу да Вега никто не отозвался.
Судья нахмурил брови.
— Позовите этих господ,— приказал он.
Слуга, посланный за братьями, привел их. Они были явно не в своей тарелке и выглядели так, будто недавно дрались.
— Почему вы не вышли вместе со всеми? — строго спросил судья.
Как обычно, дон Игину ответил за всех.
— Я и мои братья не знали о вашем присутствии на борту,— спокойно ответил он.
— Гм,— отозвался судья.
Робер мог бы поклясться, что видел португальца среди пассажиров, однако предпочел ни с кем пока не делиться этим наблюдением.
Судья продолжал допрашивать братьев.
— Вы португальцы, господа? — спросил он.
— Да,— ответил дон Игину.
— Вы сели на корабль в Лондоне?
— Нет, на острове Терсейра,— возразил Игину.
— Гм,— второй раз отозвался судья, бросая на дона Игину проницательный взгляд.— И у вас ни с кем из пассажиров нет личных отношений?
Гамильтон внутренне кипел, присутствуя при этом немыслимом допросе. Разве так обращаются с джентльменами? Он не мог этого выдержать.
— Извините,— перебил он,— у сеньора да Вега есть здесь друзья и он найдет поручителей.
— С кем имею дело? — спросил педантичный судья.
Гамильтон выпрямился.
— С бароном Джорджем Гамильтоном,— ответил тот высокомерно.
Судью это нисколько не смутило.
— Очень хорошо, сэр, очень хорошо,— сказал он спокойно.
Затем, настоятельно рекомендуя пассажирам ни под каким предлогом не уходить с палубы, он исчез в одном из люков. Дон Игину обменялся с Гамильтоном теплым рукопожатием.
Начался обыск. Полицейские последовательно обшарили трюмы, машинное отделение, каюты. В ходе тщательного поиска, проводимого чиновником, судя по его виду человеком чрезвычайно проницательным, осмотрели все потаенные углы и закоулки.
Пассажирам пришлось ждать довольно долго. Прошло два часа, когда судья впервые показался на палубе. Второй раз он появился в начале седьмого. По его нахмуренному виду можно было понять, что ничего не нашли.
— Господа,— сказал он, ступая на палубу.— Сейчас мы будем обыскивать палубу и снасти. За это время, дамы и господа, соблаговолите позволить моим людям осмотреть себя.
Поднялся ропот возмущения. Кольцо полицейских стянулось туже.
— Вы скоро будете свободны,— сказал судья,— сопротивляющихся уведем с собой и изолируем, пока правительство не примет о них решение. Начните перекличку.
Сопротивление было бессмысленно. Один за другим пассажиры заходили в каюты и подвергались осмотру. Теперь стало понятно присутствие среди полицейских женщин.
Судья обыскал весь корабль. Были подняты канаты, полицейские осмотрели марсы [83] , не забыли даже оконечности мачт. Не пропустили ни одного закоулка, обыск проводился с необыкновенной въедливостью.
Но и лучший из сыщиков не мог бы ничего найти там, где ничего не было. С этой невиданной охоты судья возвращался не солоно хлебавши. К семи часам все было проверено и перерыто. Никаких результатов.
[83] Марс — площадка на верху мачты для наблюдения за горизонтом и для работ по управлению парусами.
— Вам возвращается свобода действий,— сухо сказал судья Томпсону, направляясь к трапу.
— Мы можем, следовательно, сойти на берег?
— Можете.
— И, конечно, покинуть остров,— сознательно спровоцировал его Томпсон.
— Вы должны дождаться ответа на рапорт, направленный на остров Терсейра.
И судья исчез вместе с эскортом, оставив Томпсона в растерянности. Корабль не покинули только десять полицейских во главе с лейтенантом, им было поручено наблюдение за «Симью».
Во время оживленного разговора за обедом все единодушно осуждали португальское правительство. Куда ни шло задержать корабль до обыска. Но задерживать после обыска!
От всего, впрочем, люди устают, и от гнева тоже. Элис, воспользовавшись наступившей ненадолго тишиной, сообщила своим спутникам о приглашении очаровательной Таргелы. Раздосадованные арестом пассажиры приняли приглашение с большим удовольствием, чем можно было предположить. Вынужденные весь долгий день оставаться на борту, они обрадовались перспективе ночной прогулки и оригинального праздника. К девяти часам почти в полном составе все вошли в зал, где Таргела устроила бал по случаю бракосочетания с дорогим Жоакином и где под звуки музыки танцевало не меньше сотни мужчин и женщин.
Англичан встретили приветливо. Все знали, что благодаря их стараниям устроилось счастье молодых людей. Без них свадьбе чего-то не хватало. Туристов принимали от чистого сердца.
Танцы на время прекратились и скоро возобновились снова. Кадрили сменяли польки, вальсы следовали за мазурками. А к одиннадцати часам гости стали требовать:
«Лаланда! Лаланда!»
Образовали круг, и Таргела с Жоакином, по желанию гостей, стали исполнять национальный танец, любимый танец всех сословий Азорских островов.
Лаланда — родной брат испанского болеро. Те же движения ногами, гибкие опрокидывания корпуса, те же задорные жесты. Таргела танцевала умело; когда кастаньеты умолкли, молодой паре долго аплодировали.
В полночь праздник был в полном разгаре. Под действием фаялского вина веселье достигло предела. Однако пассажирам пора было домой.
Перед уходом Элис Линдсей решила осуществить одно намерение. Если уж случай связал их с судьбой молодых людей, то почему бы не продолжить благородное дело вслед за тем, что уже сделано? Таргела, так умело и тактично обратившаяся к их покровительству, добилась своего. Но теперь ей надо создать семью. Конечно, с таким молодцом, как Жоакин, жизни бояться нечего. Но небольшая сумма денег, которую туристы легко могли бы собрать, очень была бы кстати молодоженам на первое время. Она стала бы приданым Таргелы и обеспечила бы ей и ее счастливому мужу благополучие.