«Агентурно Х»
Шрифт:
– Понимаю, Иван Иванович. Этот старшина еще на связи?
– Так точно.
– Соедините.
– Непенин у аппарата. Что там у вас, старшина?
– Разрешите доложить, ваше высокородие, туман, — несколько оробевшим голосом ответил старшина.
– И что? Вы мне решили метеосводку доложить? — наседал Непенин.
– Никак нет. В тумане голоса, ругаются, не по-русски ругаются.
– Докладывайте толком, Голиков.
– Так туман, ночь. Очертания еле вижу, корабль какой-то. Вроде на мель сел.
– Эсминец?
– Нет, поболе, пожалуй. Вот, кажись, люди с него спускаются в шлюпку. Что делать-то прикажете?
– Вы старшина поста или кто? — заорал в трубку Непенин. — Мать вашу, собирайте все свое воинство, кто там у вас, телеграфисты, с маяка народ и десант, чтобы отбили мне. Я иду на подмогу. Сдадите пост, я вас… — дальше пошла такая тирада из русских народных выражений, что вестовой только присвистнул, а старшина поста сдавленно сказал:
– Есть!
– Беликов, машину! В порт!
Приданный Службе связи эсминец «Лейтенант Бураков» всегда стоял под парами и по приказу, как подстегнутый, буквально вылетел из порта Петра Великого. Непенин приказал командиру эсминца Ромашеву котлов не жалеть. Быстрые, решительные, но в тоже время весьма продуманные действия вообще были характерны для начальника Службы связи флота.
1914 год. Август. Оденсхольм
Уже рассвело, когда эсминец, выскочив из тумана, стремительно приблизился к северной оконечности острова Оденсхольм. Первое, что увидели все, — довольно большой корабль, плотно застрявший на рифе, и миноносец, улепетывающий от подходящих на всех парах русских крейсеров. Раздался выстрел, еще один, миноносец накрыли, с кормы повалил дым, однако тот хода не сбавил и вскоре исчез из виду. Тогда снаряды стали рваться рядом с «Лейтенантом Бураковым».
– Дать семафор, дать радио! — орал Непенин. — Быстрее, а то разнесут ведь нас в щепы, к чертовой матери.
«9 П, 9 П», — понесся в эфире опознавательный позывной.
Огонь прекратился. Эсминец подошел к «Палладе».
– Ну какого х… Адриан Иванович, вы-то что тут делаете? — взвился командир крейсера.
– Мы исполняем свой долг, а вы нас чуть не угробили, вашу господа бога душу мать, — Непенин не лез за словом в карман.
– Так что ж вы на рожон-то лезете?!
– Ладно, давайте сбавим обороты, будем считать, что разобрались. Что за «немец»? — уже гораздо спокойнее спросил Непенин.
– «Магдебург».
– Вот это да! Мы пойдем к нему.
– А если огрызнется?
– Мины пустим.
– Рисковый вы! Ладно, мы подежурим, на случай если немцы вернутся.
– Добро.
Миноносец малым ходом пошел в сторону германского крейсера. Непенин смотрел в бинокль. На «Магдебурге» было тихо, около правого борта болталась пустая шлюпка. За щитами орудий запросто могли стоять невидимые с расстояния комендоры и ждать приказа на открытие огня. Однако чутье подсказывало, что ничего подобного случиться не должно. Уж больно безжизненным выглядел немецкий корабль.
Непенин решил послать шлюпку с досмотровой командой и офицером, знающим немецкий. Вызвался старший лейтенант Гамильтон.
– Хорошо, Михаил Владимирович, при первых признаках опасности дайте сигнал.
– Какой сигнал? — поинтересовался Гамильтон.
– Ну выстрелите в воздух, что ли. Вы оружие-то взяли?
– Виноват, сей секунд.
Гамильтон исчез.
– Тоже мне Аника-воин, мать его. — выругался Непенин.
Он недаром задал этот вопрос. Офицеры флота на борту оружие не носили, оно было бесполезным и только мешало.
Наконец шлюпка отвалила. Тревожное ожидание повисло над штилевым морем.
Миноносец ощетинился готовыми к пуску торпедными аппаратами.
Гамильтон, волнуясь, первым стал забираться на борт немецкого крейсера по спущенному трапу. Он попытался вынуть револьвер, но тот как назло вырвался из руки и провалился куда-то в брюки. Гамильтон покраснел, поскольку на секунду представил, как станет искать оружие в штанах перед лицом неприятеля. Да и свои же матросы непременно пустили бы новую байку по всему флоту, да еще приукрасили бы немало. Гамильтон постарался успокоиться, нащупал шнурок, которым револьвер крепился к кобуре, и аккуратно вытащил за него оружие, остановился и перевел дух.
На борту русских обступили матросы крейсера. Они были безоружны и растеряны. На палубе царил полный беспорядок, вся она была завалена вещами.
– Я офицер русского флота. Ваш корабль пленен, и на нем будет поднят Андреевский флаг, — как можно более строго и торжественно объявил Гамильтон.
Немцы мрачно смотрели на лейтенанта, но препятствовать не стали.
Непенин облегченно вздохнул, увидев синий Андреевский крест, взвившийся над кораблем, и распорядился подойти поближе.
– Отведите меня к командиру корабля! — приказал Гамильтон.
Какой-то матрос повел лейтенанта.
Командир находился в своей каюте. Гамильтон вошел и представился.
Офицер в звании корветтен-капитана подавленно посмотрел на русского и молча протянул ему свой кортик.
– Не нужно. Наденьте, пожалуйста, вы еще на своем корабле. Отдадите на нашем миноносце. Скажите, что случилось с крейсером?
– Спасибо, офицер, — несколько растрогавшись, сказал немец. — В тумане мы налетели на рифы и сели носом. Винты не повреждены, однако самостоятельно мы сняться не смогли. Подошел наш миноносец. Я принял решение эвакуировать команду, а корабль взорвать, план был сорван вашими крейсерами. «V-26» успел снять только половину команды, прежде чем ему пришлось срочно отойти.
– Где корабельные документы?
– Сожжены.
«Врет, — подумал Гамильтон. — Топки явно залиты, а следов жженой бумаги не видно».
– Как ваше имя?
– Извините, я не представился. Корветтен-капитан Рихард Хабенихт.
– Герр Хабенихт, сейчас вас и остатки экипажа перевезут на миноносец и доставят в Ревель или Гельсингфорс. Гарантируем вам хорошее обращение.
– Спасибо.
Пока снимали экипаж со смертельно раненого крейсера, русские выгребали из кают и сейфов всю документацию. Гамильтон, проходя по палубе среди беспорядочно разбросанных личных вещей, удивлялся той панике, которая, по всей видимости, творилась здесь совсем недавно. Да и в командире крейсера он нашел не стойкого офицера, управляющего своей командой в критической ситуации, но скорее просто растерянного и подавленного человека. Тут взгляд Гамильтона привлекла какая-то книга, корешок которой виднелся из-под валяющегося унтер-офицерского кителя. Носком ботинка он отодвинул рукав и с изумлением прочитал название. «Боже мой, — подумал он, — это же сигнальная книга». Вскоре на борт плененного корабля поднялся сам Непенин.