Агерский лекарь
Шрифт:
– …совершенно безобразное было зрелище, не то что сегодня…
– А я говорю: это в наших интересах! Берток не понимает выгоды сделки с трансильванцами!..
– …обратили внимание, как он смотрел? Какой все-таки красивый парень…
– О, вы сегодня с нами! – услышала Бела знакомый голосок.
Ну, точно, вот и графиня Теранен.
– Здравствуйте, Тиа!
– Тише! Никаких имен, умоляю! Это у вас в Трансильвании обряды проводятся открыто… ну, почти открыто. А здесь мы вынуждены таиться. Скрывать свое душевное стремление…
Белала улыбнулась в
– Как вам таинство? По-моему, прошло практически идеально! И не скажешь, что все подготовили за три дня.
– Всего за три? И жертву?..
– Именно поэтому! Мне рассказали, что она… ну, эта… жертва. Она хотела умереть. Пыталась убить себя. Это так… романтично! Но жрецы поговорили с ней, подготовили. Правда, прекрасно? Так хорошо давно не было…
Белала тоже ощущала легкую эйфорию. Ей нравилось беседовать шепотом с Тиа и пить маленькими глотками густое красное вино. Должно быть, его выбрали для нынешней ночи, потому что оно внешне немного напоминало кровь.
Кавалер Зергин нашел себе собеседника и с извинением оставил девушек.
– А что сейчас будет? – спросила Бела. Ей казалось – все чего-то ждут. Чего-то значимого, вроде жреческой речи, провозглашающей о скором освобождении богов.
– Разговоры, – пожала плечами Тиа. – На самом деле все эти жрецы, эти свечи, жертва – это все только ритуал. Да, красиво, да, после него чувствуешь себя обновленной и жаждешь изменить весь мир. Но самое важное происходит не на нем, а после. Здесь и сейчас. Вот увидишь. Ты, конечно, еще мало понимаешь в наших реалиях, но, право, чтобы понять, что князь Берток – недоумок, помешенный на солдатиках, долго с ним общаться не нужно.
– Я заметила. Он даже на балу был в военном мундире.
– Вот именно. Он считает себя главнокомандующим. Кем? Кем ему командовать? С кем мы воюем? Зачем ему еще три крепости на восточных границах? Зачем усиливать границы на западе? Кто нам там угрожает? А сколько денег из казны тратится на парады и смотры! Это же уму непостижимо!
Бела кивнула. Сейчас Тиа говорила так горячо и уверенно, что спорить не повернулся бы язык.
А потом звякнул серебряный колокольчик. На небольшое возвышение, устроенное по дальней от входа стене, поднялся невысокий тучный господин и поприветствовал собравшихся.
– Кто это? – спросила Бела, но ответа не получила. Тиа только шепнула: «Тсс!» – и поднесла к губам пальчик. Ее взгляд был прикован к господину, глаза светились самым живым интересом…
Господин говорил о том, что под руководством князя Бертока страна катится в бездну. Что больше нет сил смотреть, как огромные средства расходуются на княжьи игрушки. Говорил, что народ страдает и что нет ничего лучше свободы. Что нужно скинуть гнет династии, запятнавшей свою честь столькими преступлениями. Тем более сейчас есть человек, имеющий ровно те же права на паннонский престол, что и князь Берток…
Бела слушала его и все больше убеждалась – вот он, тот самый человек, слова которого так недавно повторяла Тиа…
Надо будет вечером поговорить с отцом, что он думает о возможном перевороте в Паннонии.
Господин принялся отчитываться перед благородным собранием о том, что успел сделать для достижения цели. Речь пошла о наемниках, лошадях и оружии, Белала довольно быстро запуталась в цифрах. К тому же эйфория сменилась апатией, мысли стали течь медленно и вяло, начала болеть голова.
Она заметила, что многие в зале тоже чувствуют себя неважно. Видимо, по этой причине речистый господин постарался побыстрей закончить выступление. Пока он покидал возвышение, ему непрерывно аплодировали, шумно приветствовали, кто-то даже хлопал его по плечам…
А Беле больше всего хотелось домой, и она покинула подземелье одной из первых.
На улице было свежо. Она прижалась горячим лбом к холодному и влажному стволу дуба. Перед глазами одно за другим вставали события вечера, плавно перетекали, смешивались, душно повторялись. И к ним каким-то непостижимым образом примешивались картины того знойного дня, когда в зале разрушенного храма лежала мертвая Зарина и горячее солнце забиралось в прорехи крыши, а сумрак от этого становился только темней. И лицо убитого дворянина, все в темной крови. И лицо Ферга – как по контрасту, немного хмурое и спокойное.
Ферг знает, что она непричастна к тому убийству. Но рано или поздно он поймет, узнает и про этот обряд. Узнает, что она присутствовала на нем. Догадается, что она собирается и дальше посещать обряды… Ведь собирается?
Почему вдруг его мнение должно что-то для нее значить?
Воспоминание заставило Белу облизнуть губы, встать прямо и найти взглядом отца. Оказывается, у крайних домов уже стояла небольшая темная карета.
В карете она спросила у отца про возможный переворот. Но ему было дурно. Ответил только:
– Не вижу особых причин беспокоиться. Берток ценит честность, и мы будем с ним честны. А наши друзья… они слишком торопятся. Здесь какая-то своя, местная интрига, в которой еще следует разобраться. Впрочем, я все-таки напишу нашим магам… может, будут какие-то дополнительные распоряжения.
Последнюю фразу он договаривал уже так тихо, что Бела ее едва разобрала.
Проснулась она на рассвете от головной боли. Казалось, в комнате очень душно. Нужно было открыть окно, но прислуга спала, и будить никого не хотелось.
Она полежала с минуту, настраиваясь на необходимость встать и отворить окно, потом поднялась. Головокружение прошло только через несколько шагов.
Сон… ей приснился сон. Странный, вязкий, тяжелый. Не было привычных образов, картин или событий, только чернота и пустота холодного пространства. Пронизанная паутиной тонких, едва заметных зеленых нитей. Нити эти таяли от легчайшего прикосновения. И еще был страх. Тоже неотчетливый, страх всего на свете и одновременно – ничего. Но кроме страха и пустоты была еще радость… она возникала искрой, звала к себе, и до нее можно было дотянуться. Однако искра гасла, и снова подступали пустота и страх.