Агнец
Шрифт:
— Будете испытывать меня? Валяйте. Спрашивайте, что захотите, ехидны, но я буду исцелять этих людей, и Слово Господа дойдет до них наперекор всем вам.
Пока он это говорил, Филипп подступил ко мне сзади и прошептал:
— Ты его можешь вырубить каким-нибудь восточным приемчиком? Надо утащить его отсюда, пока он больше ничего не наговорил.
— Мне кажется, уже поздно, Филипп, — ответил я. — Сейчас главное — не дать толпе разойтись. Ступай в город, приведи побольше народу. Толпа сейчас — его единственная защита. И найди Иосифа Аримафейского. Он может пригодиться, если тут все выйдет
— А что, еще не вышло?
— Ты меня понял.
Инквизиция продолжалась два часа: жрецы применяли все риторические ловушки, которые только могли придумать, и Джошуа иногда выпутывался, а иногда лез напролом. Я тем временем изобретал способ вывести его из Храма, избежав ареста, но замечал, что все больше храмовых стражников покидает стены и скапливается у ворот.
А старший жрец тем временем бубнил:
— Человек умирает, не оставив после себя сыновей, но его вдова выходит замуж за его брата, у которого три сына от первого брака…[и так далее] Эти трое выходят из Иерихона и направляются на юг со скоростью три целых и три десятых фарлонга в час, но с собой ведут двух ослов, которые несут на себе по два…[и так далее] И вот Шабат заканчивается, и они могут продолжать путь сверх той тысячи шагов, что им положена по закону… а ветер дует в юго-западном направлении со скоростью два фарлонга в час…[и так далее] Сколько воды потребуется им на все путешествие? Ответ давай в бочонках.
— Пять, — сказал Джошуа, едва жрец умолк. И все поразились этому чуду.
Толпа взревела. Какая-то женщина завопила:
— Да он точно Мессия!
— Сын Божий пришел к нам, — крикнула вторая.
— От вас помощи, как от козла молока, — сказал им я.
— А ты решение не расписал, не расписал! — заголосил самый младший жрец.
Пока жрец бубнил, Иуда с Матфеем записывали задачу на каменных плитах, но очень быстро потеряли нить. Они переглянулись и покачали головами.
— Пять, — повторил Джошуа. Жрецы растерянно переглянулись.
— Ответ верен, но это не дает тебе власти исцелять во Храме.
— Через три дня не будет тут больше Храма, ибо я разрушу его, а с ним — и ваше гадючье гнездо. А еще через три дня воздвигнется здесь новый Храм, в честь отца моего.
Тут я не выдержал, схватил его поперек груди и потащил к воротам. Остальные апостолы по плану выстроились вокруг нас свиньей. На них снаружи напирала толпа. За нами шли уже сотни.
— Постой, я еще не закончил! — вопил Джошуа.
— Закончил-закончил.
— Воистину подлинный царь Израильский пришел и принес с собой Царство, — закричала какая-то женщина.
Петр дал ей подзатыльник:
— А ты не подсказывай.
Одной лишь массой толпы нам удалось эвакуировать Джоша из Храма и протащить по улицам к самому дому Иосифа Аримафейского. Тот впустил нас и провел в верхнюю комнату с высоким сводчатым каменным потолком, роскошными коврами на полу, целыми горами подушек и длинным низким обеденным столом.
— Вы здесь в безопасности, вот только не знаю, надолго ли. Уже созван Синедрион.
— Но мы только что из Храма, — сказал я. — Когда успели?
— Зря вы им не позволили меня забрать, — сказал Джошуа.
— Сейчас накроют стол для ессейского Песаха, — сказал Иосиф. — Оставайтесь к ужину.
— Праздновать Песах так рано? Почему? — спросил Иоанн. — Зачем нам праздновать Песах с ессеями?
Иосиф не смотрел на Джошуа.
— Потому что ессеи на Песах не убивают агнца.
Вторник
Ту ночь мы провели в верхней комнате у Иосифа. Наутро Джошуа сошел вниз, некоторое время его не было, потом он возвратился.
— Они меня не выпускают, — сказал он.
— Кто — они?
— Апостолы. Мои собственные апостолы меня не выпускают. — Джош снова подошел к лестнице. — Вы прекословите воле Господа! — крикнул он вниз и повернулся ко мне: — Это ты им велел меня не выпускать?
— Я? Ну да.
— Так нельзя.
— Я послал Нафанаила к Симону за Мэгги. Он вернулся один. Мэгги не захотела с ним разговаривать, зато поговорила Марфа. Туда храмовая стража приходила, Джош.
— И?
— Что значит — «и»? Они приходили тебя арестовать.
— Пускай им.
— Джошуа, чтобы настоять на своем, вовсе не обязательно собой жертвовать. Я всю ночь думал. Можно сторговаться.
— С Господом Богом?
— У Авраама получилось, не забыл? Насчет разрушения Содома и Гоморры. Начал с того, что Господь пощадит города, если Авраам отыщет полсотни праведников, но в конце сошлись на десяти. И ты попробуй. — Это не совсем то, Шмяк. — Джош подошел ко мне вплотную, но я понял, что не могу смотреть ему в глаза, и передвинулся к высокому стрельчатому окну, выходившему на улицу. — Я боюсь этого. Того, что случится. Я бы на этой неделе лучше занялся десятком других вещей, чем себя в жертву приносить. Но я знаю — так должно быть. Когда я говорил жрецам, что через три дня разрушу Храм, я хотел сказать, что исчезнут все мздоимство, все притворство, все храмовые ритуалы, которые не давали людям познать Господа. И на третий день, когда я вернусь, все обновится и Царство Божие настанет повсюду. Я приду, Шмяк.
— Ага, ты уже говорил.
— Ну так верь в меня.
— Тебе воскрешения не очень удаются, Джош. Помнишь старуху в Яфии? Солдата в Сефорисе-сколько он продержался? Три минуты?
— А на Симона посмотри. Он уже несколько месяцев как из мертвых восстал.
— Да, только пахнет странно.
— Ничего не пахнет.
— Да ей-богу — если к нему поближе подойти, отдает гнильцой.
— А ты откуда знаешь? Ты же к нему не подходишь — он раньше прокаженным был.
— Мне как-то на днях Фаддей сказал. Дескать, Шмяк, по мне, так этот парень, Симон Лазарь, протух.
— Правда? Пошли спросим Фаддея.
— Да он наверняка забыл уже.
Джошуа спустился в комнату с мозаичным полом и маленькими окошками, пробитыми под низким потолком. Апостолы вместе с матерью Джоша и его братом Иаковом сидели у стен, обратив к Джошуа лица, точно подсолнухи. Ждали: вот Мессия скажет им что-нибудь — и у них появится надежда.
— Я вам сейчас ноги мыть буду, — сказал Мессия и повернулся к Иосифу Аримафейскому: — Мне нужен тазик с водой и губка.
Аристократ поклонился и вышел.